Андрей Воронин - Банда возвращается

Наумченко, из ОРТ, весело хмыкнул:

— Покупаю идею! Это политическое шоу должно пойти по главному каналу.

— Идея не продается, — отрезал Смоленцев.

Но от Наумченко не так-то легко было отвязаться:

— Виктор, согласись, это надо пускать на всю страну, да и передача у нас есть весьма подходящая — «Один на один». Ты у себя запустишь прямой эфир по радио, но покажем этих умных ребят у нас? — он с открытой улыбкой переводил глаза с Елены на Виктора. — Получится, что мы каждого из претендентов возьмем в информационные клещи…

— Нет, — ответил Смоленцев, чувствуя, что идея все-таки уходит от него.

— Так будет целесообразно, — холодно поддержала Наумченко Монастырская и обратила к Смоленцеву вопросительные глаза. — Как вы полагаете?

Смоленцев повернулся к Наумченко.

— Я за это сорву с тебя часов двадцать павильонной съемки! — заявил Виктор, разыгрывая жадность.

— Договоримся! — Наумченко заулыбался и уже делал пометки в блокноте. — Одно ведь дело делаем и в одной команде выступаем. Между собой мы, Виктор, всегда договоримся.

— Договоритесь отдельно, — несколько жестковатым тоном перебила его Елена. — Какие еще у вас есть идеи по парам или группам оппозиции?

— Так у меня и остальных растащат, — пожаловался Смоленцев. — Если сами ничего дельного придумать не могут, то пусть хоть платят.

— Торг здесь неуместен, — бессмертная фраза вызвала несколько полуулыбок на лицах присутствующих.

Виктор Смоленцев, не понимая до конца причин откровенной холодности Монастьфской, зачитал свой список.

Следующие десять минут были исключительно посвящены оживленному обсуждению названных кандидатур.

Отвергались одни и предлагались другие. Всех увлекло это составление невозможных, — а точнее, несовместимых — пар, все делали пометки у себя в блокнотах.

Заседание стало напоминать состязание в остроумии.

— Хорошо, остановимся на этом, — подвела черту Елена. — Виктор Геннадьевич, приготовьте мне к завтрашнему дню аннотированный список пар. Меня интересует тактика направления дискуссии в каждом случае.

А я, в свою очередь, постараюсь предоставить вам дополнительную информацию. Иными словами — усилить вас. Будем считать это основным специфическим направлением вашего канала.

— Хорошо, Елена Борисовна, — отозвался Смоленцев. — Кое-какие наметки у меня уже есть.

Он сосредоточенно пролистывал свои бумаги.

Совещание закончилось.

Через несколько минут Елена, которая говорила с представителем армейской службы пропаганды, остановила Смоленцева на выходе из совещательной комнаты:

— Я попрошу вас, Виктор…

— Слушаю вас…

Тон талантливого ведущего был труднопереводим, он, вероятнее всего, говорил: «Дело ваше, Елена Борисовна, если вы решили увеличить между нами дистанцию. Не знаю, чем вызвано это похолодание, но, воля ваша, — я как-нибудь переживу этот каприз или интригу».

Елена Монастырская избегала встречаться с ним взглядом:

— Вы должны были подготовить список…

— Вот он, — протянул Смоленцев листок.

Елена, не глядя, вложила документ в папку и нейтральным тоном продолжила:

— Я жду вас у себя через пятнадцать минут. Аудиенция у Президента может состояться приблизительно через полчаса. Если, конечно, возникнет необходимость. Мы должны быть готовы к разговору.

— Хорошо, — ответил Смоленцев, без интереса глядя куда-то в сторону…

На этом они расстались.

Он прошел по длинному коридору в сторону холла — вместе с последними из участников совещания. Среди них почти не было женщин, Елена предпочитала работать с мужчинами. Как, впрочем, предпочитают многие женщины — особенно те, у которых мужской склад ума.

Его окликнул по пути Наумченко, и после недолгого торга Смоленцев, пользуясь его приподнятым настроением, просто-таки выцыганил двенадцать часов дорогущей павильонной съемки, и это примирило его до некоторой степени с потерей блестящей идеи.

Виктор наконец прикурил сигарету (об этом он просто-таки мечтал последние полчаса), которую по привычке разминал в пальцах на протяжении всего разговора с Наумченко, и скрылся в комнате для курения: Монастырская с полгода назад бросила курить и теперь, как это бывает, совершенно не выносила табачного дыма. На совещании она однажды предложила закурившему (забылся — бедолага — и едва не попал в опалу) выйти, если тому невтерпеж, на время в курилку, а потом вернуться. После этого все предпочитали терпеть.