Александр Карпов - Разведчик от бога

Как только младший лейтенант, ловко двигаясь, ползком направился в темноту, Щукин приподнялся на руках над лежащим рядом с ним неподвижным телом. Он стал внимательно вглядываться в лицо, насколько это позволяла нависшая над полем темень.

Это был друг его детства, житель соседней деревни, которая находилась совсем не далеко от этого места. Той деревни, которую тоже безжалостно сожгли гитлеровцы, жестоко расправившись с ее жителями.

С Сергеем Пшеничниковым они вместе учились в начальной школе. И хоть друзьями не стали, но всегда прекрасно относились друг к другу, никогда не враждовали и даже ни разу не повздорили и не подрались.

Егор вспомнил соломенного цвета волосы Сергея, его невероятно белую кожу, которая под солнцем становилась не загорелой, я красной. Вспомнил всегда добрые светлые глаза, подтверждающие чистый, простой и добрый характер этого человека. Казалось, Пшеничников вообще не способен на злобу и хитрость. Никто и никогда не слышал от него плохого слова, крика или выражения неприязни к кому-либо. Даже когда он сильно обижался, его гнев был недолгим и выражался только коротким всхлипыванием, сопровождаемым беспорядочно бегающим взглядом.

«Как такого вообще могли взять в армию?» – подумал Егор.

Он пытался вглядеться в лицо лежащего.

– Серега, слышишь меня? – спросил он.

– Слышу, Щукин, слышу, – медленно и тихо проговорил Пшеничников. – Худо мне, брат. Не пожалел меня фриц. В грудь попал. Помираю, наверно.

Егор от неожиданности дернулся на месте:

– Ты что? Что задумал-то? Ты это, подожди! Не умирай! Слышь! – Егор заметно заволновался, искренне опасаясь за жизнь одноклассника.

Он начал легонько трясти товарища.

– Мамку мою фашист загубил, – так же тихо и медленно проговорил Пшеничников, – убило ее. Когда обстрел начался, один снаряд возле нашего дома взорвался. Ее и накрыло. Почти сразу померла.

Повисла короткая пауза. В темноте были слышно только глубокое дыхание обоих раненых.

– Нет у меня больше мамки, – продолжил Пшеничников, – нет больше.

Егор склонился над ним, потом отвел взгляд в сторону, понимая, что товарищ его совсем не видит. Но по-другому он сделать сейчас не мог и вел себя так, как будто их полный печали разговор проходит при свете.

Невдалеке послышались быстрые шаги, в их сторону торопились люди. По силуэтам Егор безошибочно определил приближавшихся к ним Кочергина и еще одного человека, которого он не знал.

В воздухе, неожиданно для всех, зашипела и засветилась очередная немецкая ракета. Оба бегущих мгновенно залегли на месте. Как только свет вспышки угас, они быстро поднялись и подбежали к лежащим на снегу красноармейцам.

– Щукин, мы с санитаром потащим Пшеничникова, а ты сам давай за нами, – сказал ротный и начал просовывать руки под беспомощного бойца.

– По нашим следам двигайся, парень, – проговорил санитар, повторяя действия младшего лейтенанта, – ориентируйся правее вон тех деревьев, видишь макушки на фоне неба?

– И винтовку его возьми! – добавил Кочергин, уже потянувший за собой Пшеничникова.

Егор придвинул к себе оружие товарища. Обернулся на вражеские позиции. Потом взглядом нашел ориентир, указанный санитаром, и, напрягая последние силы, стал ползком преодолевать оставшиеся две сотни метров.

От передвижения ползком он попытался перейти на шаг с помощью рук и колена здоровой ноги. Но первые же попытки оказались неудачными. Мешала длинная пола шинели. Егор решил ее заправить за ремень, но при этом неловко повернулся, отчего вес тела переместился на рану. Он вскрикнул от пронизывающей боли, стал ругать себя за досадную оплошность.

Осознание того, что он остался наедине с самим собой, привело Егора в чувство. Он взял себя в руки. Отдышался, снова перевернулся на живот, подтянул к себе обе винтовки и уже привычными для себя движениями пополз на ориентир.

Ему оставалось совсем не много, когда он почувствовал, как кто-то берет его за рукава шинели и тащит. Егор приподнял голову и увидел в темноте очертания высокой фигуры своего ротного. Тот подтащил его к брустверу и спрыгнул в траншею.

– Перетаскивайте его! – прозвучал голос Кочергина.

– Куда? В траншею опускаем? – ответил кто-то.

– Нет! Здесь мы с ним не развернемся. Давай через бруствер, на другую сторону, – послышались совсем близко разъяснения санитара.

Чьи-то руки снова подхватили Егора за ворот и рукава шинели и поволокли через траншею. Кто-то нечаянно задел его раненую, затекшую ногу. Он хрипло вскрикнул от боли и негромко застонал.