Александр Карпов - Разведчик от бога

– Не вставай, Щукин! Лежи, не вставай.

Егор видел корчащегося от боли сержанта, возле которого вздымаются фонтаны земли, вырванной пулями.

– А-а-а! А-а-а! А-а-а! – Он проснулся и не сразу понял, где находится, но быстро вспомнил и сообразил, что рядом, на нарах, кто-то кричит не то от боли, не то просто во сне.

С другой стороны землянки послышался другой нервный крик, перебивающий первый:

– Да когда же это кончится! Подыхаем тут!

Егор перестал на них реагировать. Он снова впал в глубокий сон. И снова увидел своего взводного. Сержант мелькал в проеме траншеи, то и дело нервно поглядывая через бруствер в сторону вражеских укреплений.

Во сне Егор шевельнулся – раненую ногу пронзило болью. От бедра до кончиков пальцев ее стало тянуть по нервным окончаниям. Он тихо, почти неслышно застонал. Пытаясь лечь как-то иначе, стал ворочаться, но, несмотря на это, боль не стихала, а порой становилась сильнее.

Рядом, на нарах, снова кто-то протяжно заныл:

– А-а-а! А-а-а! А-а-а!

Возле Егора другой раненый негромко сказал:

– Покурить бы.

Ему стало понятно, что заснуть больше не получится. Сон ушел. Рядом снова протяжно завыл лежащий на нарах раненый. Еще один, из глубины землянки, стал громко кашлять, матерно комментируя боль в груди.

– Суки фашистские! Мать, отца, сестер загубили! Бабку старую на штыки подняли! Теперь меня решили! Не-ет! Не-ет! Я не дамся! Я встану и мстить буду! – слышалось с крайних нар у входа.

– Да замолчите вы все! – закричал тот, кто хотел закурить.

И как будто на радость ему, в землянке наступила тишина, прерываемая только скрипом открываемой печной заслонки. В воздухе почувствовался запах крепкой махорки.

– На, подыми, – сказал кто-то в темноте и протянул мимо Егора руку с горящей самокруткой.

– А-а-а! А-а-а! А-а-а! – снова разлетелось по землянке.

Перебивая крик, кто-то из раненых попытался завязать разговор:

– Нам бы до утра дотянуть. А там кого здесь оставят, кого в полковую санчасть отправят, кого в дивизионный санбат, а кого дальше повезут.

– А дальше – это куда? – спросил Егор, пытаясь отвлечься от ноющей боли в ноге.

– В госпиталя. Если ранение не тяжелое, то в «ГЛР». А если плохо совсем, то на санитарном поезде в эвакогоспиталь. Но это, только если транспортировать можно.

– А «ГЛР» – это что? – не столько пытаясь удовлетворить свое любопытство, сколько стараясь переключить внимание от надоевшей боли, снова спросил Егор.

– «ГЛР» – это госпиталь для легко раненых, – ответили ему, – несколько десятков километров от передовой.

Заснуть уже не получалось. Только мозг начинал отключаться, как нечаянно задетая конечность начинала ныть пронизывающей все тело болью. Егор сразу просыпался. Так повторялось несколько раз. Он уже начинал ненавидеть эту ночь и всю окружающую его обстановку. Периодически кто-то снова стонал с деревянных нар. Другой раненый хрипло и долго кашлял, матом проклиная рану в груди.

Вдруг за резко одернутой в сторону занавеской из плащ-палатки появился силуэт, различить который в темноте было нельзя.

– По одному выходите, – сказал он, – сани подали. Скоро светать будет. Кто крайний? На выход!

Он стал стягивать тулуп с Егора, который тут же неуверенно попытался встать и скорее покинуть землянку, ставшую ненавистной всего за несколько часов, проведенных в ней.

– Н-но-о! – подгонял лошадку невысокий солдат в нескладном полушубке, сидевший в санях в изголовье у Егора и еще одного раненого бойца из другой роты.

Они лежали, плотно прислонившись друг к другу. Оба с перебинтованными ногами, от обоих пахло водкой. Оба измученные бессонной ночью, проведенной в закопченных землянках под стоны и крики мучающихся от боли людей. Оба молодые и только начавшие свой боевой путь. Оба раненые в первом же бою. Оба самостоятельно выбравшиеся с поля боя с наступлением темноты.

Уже начинало светать. Егор, прекрасно знающий родные места, безошибочно определил направление движения вереницы саней, на которых их везли в дивизионный санитарный батальон.

– Похоже, к Черни подъезжаем, – услышал он голос лежащего рядом с ним в санях солдата.

Егор сразу определил соседа по приметной интонации, характерной больше для женщины, чем для мужчины.

– Андрюха, ты? Фарафонов? – Егор узнал мценского парня, с которым немного подружился еще в запасном полку.

– Я! А кто ж еще? – протяжно проскрипел голос: – А ты кто такой?

– Щукин! Не узнал, что ли, Андрюха? – обрадовался Егор встрече с товарищем так, как будто не видел его несколько лет.