Константин Стогний - Позывной «Крест»

— Кто это его так? — удивлялся поляк.

— Похоже на укусы того же зверя, который погрыз ногу нашему Стипу, — предположил Халид. — Мне невдомек, как этот чужестранец оказался в запертом гипогее. Неужто выполз из гробницы? В любом случае нам нужен врач, а то он не выживет.

— Стипу тоже врач нужен, — согласился Михайловский.

Сириец вышел на улицу, чтобы вызвать по телефону знакомого врача из Тадмора, а Михайловский зашел к хорвату.

— Ну как ты? — участливо поинтересовался Казимеж. — Болит?

— Слава богу, немного полегчало, — слабым голосом ответил Врлич.

Он лежал на спине, вытянув перебинтованную распухшую ногу.

— Кого вы там притащили в комнату Светы?

— Какой-то мужчина. Он тяжело ранен.

— Зачем? Вдруг она вернется? Все ее вещи здесь.

Профессор походил взад-вперед по комнате, поскреб бороду и уже у самой двери буркнул:

— Ты же знаешь, что она не вернется…

— Зря вы положили его в ее комнате, зря! — упрямился Стип.

Вступать в пререкания с больным не входило в планы старого профессора, он покинул комнату Врлича и закрыл за собой дверь.

Али ибн Сина отмывал окровавленные руки в маленькой кухоньке гостиницы для археологов. Он был старинным приятелем Халида и его ровесником.

— Как они? — спросил Асаад, подавая белое полотенце, когда врач повернулся к нему с чистыми руками.

— Молодой за неделю поправится, — заверил Али, тщательно вытирая руки, — а вот тот, что постарше, — не знаю. От организма зависит. Дядя и племянник?

— Нет, они даже не из одной страны.

— Похожи, — спокойно констатировал врач.

Он взял из металлического кювета большой серый зуб и показал Халиду:

— С этим что делать будем?

Асаад протянул ладонь:

— Что это?

— Похоже на зуб крокодила, в спине у него торчал.

Смотритель спрятал находку в старинном буфете.

— Уколы не забывай делать, — предупредил его Али, собирая свой саквояж.

— Не волнуйся, — успокоил его Халид. — Почему он бредит?

— Это хорошо. Бредит — значит, выживет. — Али ибн Сина нацепил на левое запястье часы и спустил закатанные рукава рубашки. — Я завтра приду в то же время.

Скрипнула дверь, из комнаты хорвата вышел Михайловский с небольшим подносом, на котором стояла пустая глубокая тарелка с ложкой и лежала серая полотняная салфетка.

— Он поел? — спросил Халид, принимая у него ношу.

— Чуть-чуть, — ответил Казимеж.

— Проводите меня, — предложил врач.

— Подожди, я того, что постарше, запру на замок, — попросил поляк, — а то Стип еще вздумает чего…

— А что? — спросил Асаад.

— Считает, что он убил Светлану, — угрюмо ответил профессор.

Халид Асаад аккуратно упаковывал экспонаты и складывал в прочные ящики, похожие на армейские. Древнеримские скульптуры, фрагменты каменных строений с затейливой резьбой, древние предметы быта, монеты времен царицы Зенобии, мумифицированные тела из Долины Гробниц…

В музей, как к себе домой, зашел Михайловский:

— Как дела, господин смотритель?

— Неплохо, пан профессор.

— А я упаковал и описал двадцать ящиков, можете забирать.

Поляк потоптался, достал трубку, раскурил от спички, поискал, куда ее деть, не нашел и сунул в карман.

— Кофе будешь? — спросил Халид, достав турку и включив тены под емкостью с песком.

Поляк одобрительно кивнул головой.

— Эти раненые много времени занимают, — пожаловался Казимеж.

— Как они?

— Стип поправляется, все съел. Скоро выздоровеет.

— А второй?

Вместо ответа профессор сокрушенно покачал головой.

— Температуру измерял? — спросил Асаад, заваривая кофе.

— Смысла нет. Лоб горячий, все бредит, что это он виноват в смерти нашей Светы.

— А ты откуда знаешь? Он что, поляк?

— Да вот не могу понять. — Профессор вдохнул аромат свежего кофе и облизнулся от предвкушения. — Он бредит то на английском без акцента, то на немецком без акцента. А вчера сначала на украинском рассказывал о людоедах из Папуа — Новой Гвинеи, потом псалом «Живый в помощи» на русском читал. И поди пойми, кто он.

— Помочь тебе с ним? — предложил Халид, разливая ароматный кофе по чашкам.

— Сам справлюсь, — отказался Казимеж. — Ты своей работой занимайся.

— Я все-таки схожу с тобой, проведаю больного.

Старики неспешным шагом отправились в гостиницу для археологов. Весенний ветер подвывал в башне ворот сельджукской крепости. Когда-то входом в храм Белла служил восьмиколонный портик, в Средние века из него сделали боевую башню. Еще один угол храмовой ограды сельджуки тоже превратили в боевую башню, даже один зубец остался. Рядом — основание круглой башни, состоящей из одних сполий, «барабанов» круглых пальмирских колонн. Сам храм Белла находится внутри обширного двора с выветренными блоками от основания какого-то более крупного сооружения. В эпоху бронзы здесь устраивали жертвенные трапезы — десятки тельцов и баранов поедали лучшие люди города.