Сергей Лебедев - Дебютант

У стойки Lost&found собрались уже человек десять. Шершнев узнал пассажиров своего рейса, вон вредная девчонка и ее родители, вон та парочка, что рассыпала документы на погранконтроле…

Стойка не работала. Ни расписания, ни объявления. Говорили, ссылаясь на какого-то уборщика, что служащий придет в пять утра. Шершнев и Гребенюк переглянулись.

В принципе, в чемодане не было ничего критически важного для операции. Только одежда на каждый день, разумно подобранная, добротная и неприметная. Шершнев предлагал ехать вообще без чемоданов, пусть это и не сочеталось бы с образом праздных гуляк, летящих за пивом, девочками и подарками. Им нужно-то всего несколько дней. Потом они уберутся обратно. Никому не будет дела до деталей их легенд. А если будет – значит, операция уже пошла наперекосяк.

Но, несмотря на адскую спешку, их отправляли основательно, будто на месяцы или годы. Начальники перестраховывались, заранее готовили оправдания на случай провала. И теперь Шершнев чувствовал, что потеря чемодана – к добру, словно вместе с ним отпали все эти добавки, доделки, суетные инструкции. Он прилепил на стойку свою багажную бирку, приписал название отеля – пусть возвращают, если найдут, их там уже не будет.

В “зеленом коридоре” стояли двое. Полноватый коротыш что-то листал в телефоне. Худощавая блондинка, видно, старшая смены, поправляла бэйдж. Шершнев пошел чуть впереди и левее, как бы подставляясь под проверку, прикрывая напарника. Блондинка пропустила его – и почти уже в спину окликнула Гребенюка.

Гребенюк остановился. Он неважно знал английский, так, чтобы сдать экзамен и получать надбавку к зарплате. Переводить должен был Шершнев.

– Вы вместе?

Шершнев кивнул.

– Сколько наличных денег везете с собой?

– Четыре тысячи евро, – Шершнев подобострастно потянулся за бумажником.

– Откройте, – блондинка указала на сумку Гребенюка.

Тот снял ее, положил на стол, раскрыл молнию. Шершнев боковым зрением смотрел на облицовывающие коридор блестящие панели из непрозрачного стекла: нет ли за ними теней в масках, с оружием наизготовку? Момент для группы захвата был самый подходящий – в коридоре только они четверо.

Толстяк прекратил пялиться в телефон, подошел, встал, перекрывая путь наружу. Гребенюк показывал таможеннице вещи. Ее палец указал на несессер. Гребенюк без заминки открыл. Блеснул в лучах ламп флакон-контейнер.

Женщина посмотрела с интересом. Перевела взгляд на Гребенюка. Майор, невысокий, широкий в кости, одетый явно недешево, но все равно выглядящий простецки, неряшливо, словно только что лущил подсолнечные семечки и ссыпал остаток в карман куртки, стоял молча, без тревоги.

А у Шершнева екнуло сердце. Только сейчас стало заметно, насколько дорогой, изящный флакон не сочетается с обликом Гребенюка, с остальными вещами в сумке.

Шершневу даже показалось, что таможенница незаметно втянула носом воздух, принюхалась – пахнет ли от Гребенюка именно этой туалетной водой.

Ведьма. Таможенница что-то чуяла, не понимала, в чем может быть обман, втайне злилась, и казалось, она вот-вот попросит Гребенюка прыснуть из флакончика. Инструкциями такая ситуация не предусматривалась: все были уверены, что флакон не привлечет внимания. Техники ручались, что копия выполнена один в один, сам производитель не отличит, и вес точно соответствует оригиналу.

Но делали-то мужчины, подумал Шершнев. Могли напортачить с цветом, выбрать не аналогичный, а лишь похожий оттенок. Ошибиться в начертании хитрого шрифта. А дама наверняка знает ассортимент duty-free , глаз наметанный, может, у нее муж такой туалетной водой пользуется. Или просто уловила, схватила верхним чутьем несоответствие, особую ауру флакона-контейнера, ведь стекло для него лили не на фабрике, а в цеху технической службы, другие руки шлифовали, с другими мыслями, с другими целями. Ведьма.

Шершнев прикидывал, как отвлечь ее. Уронить сумку? Сказать что-то?

– Кэн ви гоу? [3] Мы можем идти? (англ.) – с ужасающим акцентом, с подкупающей, громогласной простотой недоумевающего, опасающегося чужих порядков иностранца спросил Гребенюк.

Таможенница, словно очнувшись, автоматически кивнула. Гребенюк не спеша поправил вещи в сумке. Стал закрывать несессер, молния закусила ткань, он подергал “собачку” туда-сюда, начал выковыривать подкладку из зажима. Таможенница отвернулась: громко переговариваясь, на чем свет стоит ругая службы аэропорта, в коридор шли другие пассажиры. Гребенюк бросил сумку на плечо. Шершнев чувствовал, как по ладоням бегают колкие иглы.