Сергей Лебедев - Дебютант

– Роскошный дом, чистый, а вроде как клопами пахнет! – Но подчиненные уверят его, что нет, никакими клопами не пахнет.

Калитин развеселился. Он так явственно представил мертвого англичанина, такого нелепого, комичного в клетчатом шерстяном пиджаке, среди свежих кротовых куч, что перестал его бояться. Дебютант словно вздохнул во сне, и вздоха оказалось достаточно, чтобы изгнать страхи его несовершенного создателя.

Калитин спрятал ружье в гардеробе. Открыть? Не открыть? Если это журналист, то лучше узнать, что ему известно. Лучше иметь возможность доказать свое.

Обмануть.

Оправдаться.

Решившись, он распахнул дверь.

Англичанин, услышав звук, обернулся. Тонкий свитер цвета охры под пиджаком. Светлые классические джинсы. Замшевые мокасины. Фотоаппарат на ремешке через плечо. Большой, дорогой фотоаппарат, хозяин им часто пользуется, на объективе чуть стерлась краска. Худощавый. Не атлет, но гибкий, энергичный. Снаружи – изящная любезность, смущение, что вынужденно потревожил хозяина. А внутри – мастеровитая уверенность в себе, тренированная готовность подыграть любой реплике владельца дома и в пять-шесть фраз вывести разговор в нужное русло. Журналист. Азартный, чующий след, и при этом – весь как громкий выстрел “в молоко”, мимо судьбы Калитина.

Он здесь не ради него. Ради какой-то сторонней цели, что будоражит его, подгоняет, наполняет радостью находки. Англичанин смотрел с зоркой, провидческой жадностью археолога, безумца Шлимана, – но не на хозяина, а на сам дом.

Калитин знал, кто были прежние хозяева: потомки рода торговцев солью. Дом служил им загородной виллой. Вроде бы один из членов семейства сделал карьеру при нацистах в оккупированной Польше, и Калитин предположил, что англичанин пишет какую-то книжку и явился разузнать об этом чиновнике генерал-губернаторства. Внезапно для себя Калитин осознал, что ему это неприятно, будто бы он связан с бывшими владельцами узами наследования семейных секретов и нахальный посетитель лезет и в его, Калитина, жизнь.

Он бы вовсе ограничился кратким разговором на крыльце. Но не хотел, чтобы журналист заметил, сохранил в своей профессионально долгой и цепкой памяти его замкнутость, скупость на слова, и решил сыграть радушного скучающего простака, пригласил в гостиную.

Если бы только журналист мог предположить, что с домом связаны не один, а два схожих сюжета, что снаряд попал повторно в одну воронку, он бы заметил, как неожиданно глубоко, живо изумился новый собственник, когда он сказал, ради кого явился.

За близкими горами, прорезанными злой, мятущейся рекой, за темными хребтами, поросшими матерым лесом, перенявшим долгий век камня, стояла крепость, знавшая узников нескольких веков и держав. В войну там был концлагерь.

Весной сорок пятого года над восточными равнинами уже затих гул войны, погасли артиллерийские зарницы. Тогда они и пришли в дом – по старой, заросшей дороге через горы, по пути лесорубов, заготавливавших крепь для соляных шахт, где не проедут ни мотоцикл, ни машина. Несколько эсэсовцев из охраны – и ученый, что ставил в концлагере эксперименты на заключенных. Один из СС знал про эту отдаленную виллу, бывал там в гостях.

Германия проиграла войну. Внизу, в долинах, в городках покрупнее вставали гарнизоны союзных войск. Но тут, ближе к вершинам, в горных лесах и лугах, никакой власти еще не было. Бывшие хозяева уже бросили виллу, имущество и бежали. Случайные постояльцы могли чувствовать себя спокойно.

Собственно, журналист и пытался выяснить, тот ли это дом. Выходило, что тот. У него было описание, данное на допросе одним из офицеров лагерной охраны, арестованным уже в оккупационной зоне Британии. Остальные же исчезли, ушли, как объяснил журналист, “тропами крыс”, тайными маршрутами бегства из Европы через порты за океан, на другой континент.

Он так и произнес – rat lines , на своем безукоризненном, вычурном английском. А потом с ученической интонацией повторил по-немецки: Rattenlinien .

“Беглые крысы всегда выбирают одни и те же тропы”, – сказал тогда журналист.

Он имел в виду сеть тайных приютов для беглецов, чиновников, готовых выписать фальшивые документы, доверенных лиц – священников, полицейских, – моряков, берущих на борт нелегалов. Он писал книгу о медиках в лагерях, и ему было легко говорить с Калитиным, переселенцем из страны победителей. Он был увлечен охотой за призраками прошлого и слеп в настоящем. Попросил разрешения сфотографировать дом, посмотреть все внутри. Заглянул в подвал, прошел в метре от укрытого в сейфе Дебютанта. Расспросил о старых вещах. “Нет, ничего не сохранилось”, – искренне ответил Калитин.