Дмитрий Красько - Отпущение грехов

Я решил спустить ситуацию на тормозах, надеясь, что с окончанием дела – которое фактически состоялось нынешней ночью, – Ружин уедет из города, навсегда оставив меня с Анжелой, и ни тот, ни другая так никогда и не узнают об этой маленькой и, по большому счету, невинной тайне. Ведь вреда я никому не причинил – при указанном выше раскладе их встреча в будущем практически исключалась. Поддерживать приятельские отношения с напарником по окончании операции я не собирался, поскольку уже сейчас не числил его в приятелях, сразу отметая упреки моей высокоморальной совести в том, что фактически предал друга, очернил до африканской расцветки в глазах невинной девушки. Друга я не очернял, поскольку давно понял, что даже при самых благоприятных обстоятельствах друзьями мы стать не сможем: он считал себя стоящим неизмеримо выше в общем развитии, я же, на его взгляд, едва-едва приподнялся над уровнем неандертальцев. Так что, получается, я просто выставил в дурацком свете своего коллегу. Который тоже имел на своем счету подобного рода подвиги. Вот и вся наша с Ружиным взаимная любовь.

Но никого, кроме нас, эти взаимоотношения не касались. Даже, как ни смешно прозвучит, нас самих. Ровно до тех пор, пока от ФСБ не придет официальное послание, заключающееся примерно в следующем: все, ребята, отвоевались, берите шинели – и по домам. Вот тогда мы сможем, если еще будет желание, выяснить отношения.

А пока я оделся и, ноги враскорячку, отправился в его номер поговорить на деловые темы.

Ружин открыл буквально через секунду после того, как я постучал, словно, простите за избитость выражения, стоял у двери и ждал моего прихода. Хотя, наверное, у двери он и в самом деле стоял, собираясь в душ. Иначе зачем ему полотенце и сменные трусы? Выглядел небритым и очень помятым, как я прошлым утром, и это дало мне повод слегка позлорадствовать: все-таки, и его может пробрать усталость. К тому же было еще кое-что, в чем лично я никогда не был замечен – по крайней мере, самим собою. У него, знаете ли, потухли глаза. Таких тухлых глаз я не имел даже с самого великого бодуна.

– Ты? – буркнул он, разглядев, кто пожаловал. – Наконец-то.

– Сам ты наконец-то, – возразил я. – Я заколебался ждать, когда ты храпеть перестанешь. А будить – великий грех. Кто способен разбудить спящего – тот способен на любую подлость. Это не про меня.

– Угу, – зевнул Ружин. – Заходи.

Я вошел. Он тоже временно раздумал идти в ванную и вернулся в номер. Там плюхнулся в кресло и устало сказал:

– Черт, Чубчик, я вымотался, как презерватив после третьей прогонки.

– А выглядишь – как после четвертой, – с самым серьезным видом заметил я.

– Издевайся-издевайся, – фыркнул он, он. – Могу тебя обрадовать: я рассортировал все. Сидел до двенадцати дня, пока ты дрых за стенкой. Но сделал. Осталось только передать все это добро в госбезопасность и дождаться от них ответа. И на этом, думаю, закончим. Аминь.

– И с дисками разобрался? – удивился я.

– Не-е, – он помотал головой. – Компа-то у меня нет, а бежать, покупать ноутбук – некогда. Но это фигня, я им флэшку отдам – сами разберутся. К тому же там файлы могут под паролями стоять, а я, видишь ли, не хакер. Зато в Конторе специалистов хоть отбавляй. Любую хрень расшифруют. Так что флэшку им в руки, а я в этом деле не помощник. Главное, что мог, я уже сделал. Бумаги в порядке. Спасибо твоему идиоту.

– Он не мой, – возразил я. – Он – Лозецки. Я, кстати, до последнего сомневался, что он с сейфом справится.

– А я не сомневался, – с чувством превосходства заявил Ружин, снова пробудив во мне раздражение. – Я слышал, что у некоторых дебилов очень сильно развита способность к подражательству. Какой-то негр в Штатах, говорят, способен был на слух воспроизвести целые концерты Моцарта, и публика при этом плакала, как будто это какой-то великий пианист играл. А сам негр, между прочим, в музыке был ни ухом, ни рылом. Ни нотной грамоты не знал, ни самих нот. Он вообще ложкой в рот не всегда попадал, потому что дебил был. Наш паренек, видать, из таких же. То ли по телевизору увидал, как с сейфами работают, то ли вживую где сподобился – и смог повторить. Их, дебилов, кстати, поэтому поводу частенько с гениями путают.

– Ну да, – кивнул я. – Буквально не отличишь. Одно лицо. Эйнштейн пальцы вот точно так же обсасывал, как счас помню. Ты лучше скажи, было в тех бумагах что интересное или нет?

– Было. Там целый банк потрясающих сведений. Но мы с тобой о них позже поговорим. А пока я тебе советую взять ноги в руки и дуть в полицию. В ГАИ, то есть. Утром позвонили из ФСБ, сказали, чтобы ты явился туда за документами. Дело, в принципе, улажено, с пострадавшим расплатились. Гаишники к тебе претензий не имеют.