Дмитрий Красько - Отпущение грехов

Околесица была такой дикой, что я сам похрюкивал от удовольствия, рассказывая ее. В ней было намешано всего понемногу – и наша с Ружиным конспирация, и злость на него, и секс-ураган, обрушившийся на мои берега вчерашним вечером. В общем, то еще ассорти.

– Помнишь того парня, что нам вчера помешал, моего делового партнера? Так вот, он мне не только деловой партнер. Сексуальный тоже. В том смысле, что я его потрахиваю. Потому что он – гей, а я – нет. Но я мужик, и у меня стоит даже на ослика, если ослик шевелится. Только ты не подумай чего такого, я действительно не голубой. Просто его должник. Вот мы с ним и заключили джентльменское соглашение, что я трахаю его три года, когда он пожелает. После этого мой должок считается уплаченным. Осталось еще три месяца – и мы в расчете. Так что вчера я уходил к нему.

Кошмар, люди. Облейте меня мазутом, вываляйте в пуху и выпустите нагишом на Красную Площадь в момент большого праздника. Анжела мне поверила. Она поверила каждому слову, вылетевшему из моей лживой глотки. Ее это ни капли не возмутило и не расстроило – напротив, даже определенный интерес пробудился. Я был настолько обескуражен этим фактом, что даже не стал раскрывать карты.

– А он чистый? – она приподнялась на локте и пристально посмотрела в глаза. – Я имею в виду СПИД или сифилис?

– Мы завсегда с презервативом работаем, – тяжело вздохнул я, гадая, отчего она так легко проглотила всю эту чушь. То ли от того, что такая наивная дурочка уродилась, то ли неожиданная любовь ее ослепила? Я бы, конечно, предпочел второе, потому что провести остаток жизни с дурочкой – приятного мало. А Анжела поставила меня совсем уж в неловкое положение, восхищенно заметив:

– А ты гигант! Сколько раз мы вчера перепихнулись? Пять? И после этого у тебя еще и на него встал!

– Я же мужик, – скромно заметил я.

– Знаю-знаю, – весело перебила она. – Только осликов, пожалуйста, не трогай, а то мне не очень приятно будет.

– Да я, собственно, про осликов пошутил, – успокоил я. – Зачем мне ослики, когда рядом такое богатство? – я осторожно помассировал пальцами бордовый сосок и, когда он стал тверже, провел рукой вниз по животу, к ногам, которые послушно раздвинулись передо мной, открывая доступ к самому сокровенному, и я принялся ласкать это самое сокровенное, которое быстро набухло и потекло под моими пальцами. До тех пор, пока Анжела не стала возбужденно извиваться, стараясь захватить пальцами головку уже моего сокровенного, и глаза ее не закрылись в сладкой истоме. Тогда я спросил: – И ты думаешь, что после этого у меня встанет на какого-то бедного усталого ослика?

– Маньяк! – прошипела Анжела, опрокидывая меня на спину и осторожно нанизываясь на возбужденный член. – У тебя – встанет!

И мы снова любили друг друга, долго и неистово, пока через два часа не выбились из сил и не почувствовали зверский голод. Перепробовали чертову уйму позиций, но закончили в той же, в какой начинали. Она устало скатилась с меня и, взглянув на часы, обессилено сказала:

– Ого! Уже час дня!

Я закрыл глаза и слабо вздохнул, только сейчас вспомнив, что у меня с Ружиным есть куча совместных тем для разговоров. Но с этим теперь придется повременить неизвестно до скольки: из-за стены уже как минимум час доносился заливистый ружинский храп.

Напарник перестал храпеть только к трем. За полчаса до этого я проводил Анжелу, поскольку она тоже была, как бы это поточнее выразиться, живой человек и ей тоже надо было заглянуть домой перед тем, как пойти на работу – успокоить родителей, переодеться, отдохнуть, в конце концов. Я ее вполне понимал, потому что сам был изрядно вымотан затянувшимся секс-марафоном. И, когда партнерша ушла, – грешно сказать, – даже испытал облегчение. Правда, при этом вполне отдавал себе отчет, что вечером захочу ее снова, голую и истекающую желанием, в свою постель. Но это будет только вечером, а вечером она будет на работе, к тому же пока у меня других забот было по горло.

Первая из которых – разговор с Ружиным. Имелась и еще одна веская причина радоваться своевременному уходу Анжелы – то, что я наплел ей о наших с Ружиным отношениях и, главное, во что она с такой готовностью поверила. Если их встреча каким-либо образом состоится (только не при моем содействии, это точно), то греха потом не оберешься. Я буду виноват со всех сторон. Ружин оскорбится на меня за то, что я заочно сделал его педерастом, Анжела – за то, что обманул.