Дмитрий Красько - Отпущение грехов

Но, стоило сесть в машину, как сон буквально задавил меня. Ружин казался бодреньким и веселеньким, и я ему несказанно завидовал. Он каким-то образом сумел выжать из идиота адрес, по которому того надо было отвезти, и, высадив временного помощника, направился к гостинице.

– Здорово! – сказал он. – Мы почти закончили.

– Почти? – сонно удивился я. Мне-то казалось, что мы сделали все, что было предусмотрено договором. Ан нет.

– Сейчас рассортируем трофеи, сообщим в ФСБ. А там уж им решать, оставаться нам в деле или нет. Я, кстати, звонил им вчера ночью насчет твоих проблем. Перезвонить должны были в шесть, но если меня не окажется на месте, будут перезванивать каждые два часа. Все нормально, Чубчик! Я боялся худшего.

– Слышь, Ружин, – пробормотал я. – Не пойми меня неправильно. Сортировка бумаг, мои проблемы с гаишниками – все это потом, хорошо? Я дрыхнуть хочу, как бобик.

– Да? – удивился он. – Ну, ты даешь! Тогда спи.

И я провалился в глубокий сон.

Умаялся я, видно, здорово. Более чем. Совсем не помнил, как переместился с заднего сиденья автомобиля в свой номер, в кровать, под теплый мягкий бок Анжелы.

Но когда проснулся часов в десять, то оказался именно в постели, вполне раздетый и обнимающий податливое женское тело. Тело не спало, с каким-то непередаваемо-задумчивым интересом разглядывая мою физиономию. Поначалу стало не по себе – не люблю, когда на меня, спящего, глазеют. Известно ведь, что самое беззащитное состояние человека – во время сна. Даже с горшка он может моментально сорваться, а вот мгновенно проснуться – это еще ни у кого не получалось. Но, здраво рассудив, что со стороны Анжелы нападения ждать не приходится (разве что в интимном плане, и тут я даже обороняться не буду), а потому нет ничего страшного в том, что она черт знает сколько времени пялилась на мою безмозглую спящую морду. Однако несколько смутило выражение ее глаз. Почему-то сразу пришел на ум старый японский самурай, сидящий в весеннем саду перед сакурой и наслаждающийся видом цветущего дерева. И хотя сравнивать себя с цветущей сакурой глупо, но Анжелин взгляд был точь-в-точь взгляд самурая. Черт ее знает, может, действительно любовалась.

– Привет, – сказала она, заметив, что я проснулся.

– Привет, – согласился я, против воли расплываясь в улыбке. – Который час?

– Десять.

Я удивился. Спал я, получается, недолго – чуть больше трех часов, но этого времени вполне хватило, чтобы восстановить силы. Чувствовал себя не то, чтобы молодым воробушком, готовым летать с места на место не ради поисков пищи, а ради собственно порханья, но все равно был способен на многое.

– Как ты? – спросил я.

– Замечательно! – Анжела вложила в это слово столько смысла, что я даже зажмурился. Но что именно она имела в виду, так и не понял. Вернее, понял не до конца.

– Ты на работу не опоздала?

– Нет, – она помотала головой. – Я сегодня в ночь, так что до вечера свободна. Могу располагать собой, как хочу.

– Да? – удивился я. – А муж не обидится?

Анжела хитро прищурилась и попыталась огорошить меня, заявив:

– А никакого мужа нет. Просто бедная девушка решила позаигрывать, пробудить к себе повышенный интерес.

– Зачем?

– Догадайся, – сказала она.

Но я не мог. Я не женщина, и даже не женский психолог. Поэтому провести сравнительный анализ женской логики, в которой логика отсутствует, как составляющая, для меня сложно. И я не стал делать этого, честно сказав:

– Не знаю.

– Дурак ты, Вадька! – внезапно оскорбилась она и даже попыталась сбросить с себя мою руку, но я удержал ее:

– Тихр-тихо-тихо-тихо! – Именно так, четыре раза, чтобы лучше дошло. – Я не понимаю, но хочу понять. Потому что ты буквально бальзам мне на душу пролила.

– Да неужели? – Анжела все еще сердилась, поэтому в ее голосе явственно проступало ехидство.

– Вот крест на пузо, – заверил я. То ли оттого, что чувствовал себя таким неожиданно посвежевшим, а за спиной при этом была удачно проведенная ночная операция, а впереди маячила беззаботная жизнь, в которой никто и ничто не будет напоминать мне о прошлом, а рядом лежала обнаженная женщина, которая мне активно нравилась и у которой, как оказалось, не было мужа, а может, и по другой причине, осознать которую еще не мог, мною вдруг овладело желание пооткровенничать. Это был серьезный признак влюбленности, но об этом, чтобы не расстраиваться, я не стал думать. – Я, честно, рад, что у тебя нет никакого мужа. Потому что ты мне нравишься. А после того, как ты вчера сказала, что готова обмануть своего благоверного, у меня в отношении тебя не самые хорошие мысли появились. Но если мужа нет, то и вопросов больше нет – они снимаются.