Дмитрий Красько - Отпущение грехов

– Значит, будем искать подземный ход, – подытожил я, выбираясь из машины. – Полагаю, это в подвале. Я пойду первым, вы – за мной через десять минут. Возражения есть? Возражений нет, принимается единогласно.

Может быть, у Ружина и были возражения (у идиота их точно не имелось – вряд ли тот вообще понял, о чем речь идет), но он не успел их высказать. Я просто не дал ему такой возможности, захлопнув дверь и зашагав в указанном направлении.

В самом деле, так лучше. Если там есть охрана, то пусть она сперва повстречается со мной и с моим инстинктом убийцы, как это обозвал Ружин. Я захватил с собой пистолет с глушителем, и чувствовал себя вполне в состоянии без раздумий нажать на курок. Сомневаюсь, чтобы Ружин мог сказать о себе то же самое.

Толкнув дверь, я вошел в подъезд. Изнутри пахнуло запахом сухой известки и мочи – не самая приятная смесь. Но мне было не до эстетства. Света не было. Вообще, для центральной части города этот дом явно не годился – такие дома весь архитектурный ансамбль портят. Типовые пятиэтажки привычнее смотрятся в спальных районах. Возможно, поэтому здесь до сих пор не установили металлическую дверь и сквозь пальцы смотрели на то, что внутри все зассано. Один черт сносить. Только меня подобные соображения не грели. Я не сова, в темноте почти ничего не вижу. А потому, вынув из кармана фонарик, включил его, и яркий луч отвоевал у тьмы довольно большой кусок. Дверь в подвал располагалась рядом с лестницей. Стандарт.

Я подошел к ней и осмотрел. Незаперта. Прокол со стороны сектантов. Могли бы запереть, чтобы еще более обезопасить себя. Скажем, от случайности. А то какой-нибудь подросток с пакетом «момента» на голове заползет вниз и обнаружит подземный ход. Но «Вестники» этого, кажется, не боялись. Отсюда можно было сделать только один вывод: вход в подземелье хорошо замаскирован. Что ж, будем искать. Тем более что я успел краем глаза заглянуть в ружинскую карту и мог навскидку предположить, что делать это следует где-то в западной части подвала.

Выключив фонарик, я толкнул дверь, надеясь, что петли смазаны и она не заскрипит. Надежды мои, однако, не оправдались. Та заскрипела, да еще как! Если кто-то из охранников секты был внизу, то теперь он осведомлен о прибытии незваного гостя не хуже, чем если бы я самолично позвонил ему на сотовый и сказал: «Во столько-то и во столько-то буду там-то и там-то. Ожидай, дорогой. И не забудь прихватить с собой что-нибудь убийственное. Например, молоток».

Такие мысли оптимизма не добавляли. Чтобы слегка развеять тоску, я встряхнулся и шагнул внутрь. Почти физическое ощущение замкнутого пространства, усиленное непроглядной тьмой – думаю, при таком освещении даже у кошки от усердия глаза лопнут – навалились на меня, как наваливается утреннее похмелье на только что проснувшегося пропойцу. В ответ на неприятные ощущения организм на полную катушку врубил защитные системы.

Вынув из-за пояса пистолет, я стал осторожно спускаться. Раз ступенька, два ступенька… В темноте их было не так уж сложно нащупывать – все-таки обыкновенный лестничный пролет, то же самое, что и в большинстве домов на большей части страны. Ничего нового. Сложность заключалась в том, чтобы вдруг не зашуметь. Но мягкие подошвы кроссовок позволяли двигаться тихо – едва не тише, чем это получилось бы у какой-нибудь мышки-диверсанта. Единственное, чего я опасался – своей левой руки. В ней был зажат фонарь и одновременно ею же я ощупывал стену. При этом запросто мог задеть что-нибудь, со стены свисающее. В наших российских подвалах этого добра хоть пруд пруди. В том числе необесточенных и неизолированных проводов.

Но мне везло. Я спустился до самого низа, так и не издав ни единого звука. Нащупав край стены, остановился и осторожно выглянул из-за него. Перестраховка, как оказалось, совершенно лишняя. Тьма была все такой же кромешной. Можно было тысячу лет ждать, пока глаза привыкнут к такой темноте, но за это время на Земле вымрут белые медведи, а увидеть все равно ничего не удастся. Мне это было на руку – и в то же время не совсем на руку. С одной стороны, отсутствие света не позволяло противнику – если он, конечно, тут был – увидеть меня (со всеми вытекающими последствиями), а с другой – темнота мешала мне самому, потому что многократно увеличивала риск вляпаться во что-нибудь звонкое и наделать-таки шума. Кроме того, при таком освещении нечего было и думать отыскать подземный ход. Проще на ощупь поснимать всех блох с паршивой собаки.