Дмитрий Красько - Отпущение грехов

Козодой вполне оправдал ожидания Ружина, явившись именно с этой стороны. Все такой же импозантный, как и несколько часов назад. Тонны религиозной чуши, что он выдал на-гора за прошедшее время, на его самочувствии никак не отразились. Он, правда, выглядел слегка пришибленным, но Ружин мог понять и даже оправдать такое состояние. Все-таки, известие о гибели Цехового при всем желании к разряду приятных не отнесешь. Во всяком случае, с точки зрения Козодоя.

Он вышел из подъезда жилого дома – факт, слегка озадачивший Ружина. Если его догадка верна, и хлюпающие звуки шагов – результат передвижения Пресвятого Декана по подвальным помещениям, то теперешнее его появление внесло разлад в аккуратный строй прежних ружинских мыслей. Насколько он знал, типовые пятиэтажки не имели привычки соединяться с другими строениями подземными переходами. Как-то упустили архитекторы этот момент в своих планах.

Но Ружин видел то, что видел, и сомневаться в своем зрении оснований имел не больше, чем в здоровье своего желудка – ни то, ни другое сбоев пока не давало.

Щурясь на вечернее солнце, декан и по совместительству пастырь постоял несколько секунд, дожидаясь, пока битый жизнью «Жигуленок» с Еремеичем на капитанском мостике подкатит поближе, после чего уселся на заднее сиденье и голосом пустым, как осеннее солнце, приказал:

– Домой, Еремеич.

Ружин позволил «Жигулю» слегка оторваться, понимая, что ничего при этом не теряет. Пока среди одежек Козодоя остается его сюрприз, можно со спокойной совестью отпускать преследуемых на пару кварталов, не опасаясь их потерять. Тем более что в информационном плане в этот вечер ждать от них уже нечего. Вряд ли Еремеич входил в число посвященных. Скорее всего, он был тем, кем был – обычным престарелым водилой, который за пределы рабочего места выбирается только для отправления естественных нужд – еды, сна, облегчения кишечника и мочевого пузыря. Хозяин поверяет ему свои секреты, но не все, а лишь те, делиться которыми считает разумным. Обычная практика – поддерживать у водителя иллюзию особо доверительных отношений, в действительности постоянно соблюдая определенную дистанцию.

Судя по тому, что выдавал приемник, Ружин в своих предположениях не ошибся. Первые три минуты эфир вообще был пуст, лишь однажды Козодой разорвал тишину, удивленно воскликнув:

– Ну надо же!

И непонятно, чем это восклицание было вызвано: то ли он все еще не мог успокоиться по поводу безвременной кончины раба божия Леонида Цехового, то ли кто-то попытался подрезать старенькую «шестерку», то ли гипотетический порыв ветра задрал юбку у не менее гипотетической представительницы слабого пола, обнажив срам. Все это было равновероятно, и Ружин даже не стал ломать голову относительно причины. Тем более что после короткой реплики Козодоя эфир снова наполнился бессодержательной пустотой. Правда, пустотой шуршащей, но Ружин благополучно списал шуршание на радиопомехи.

Проследив на экране приемника пару зигзагов, выписанных маячком, он двинулся следом. Запас порядочный, теперь-то его точно не обнаружат, как серьезно ни будут настроены на обрубание хвостов.

– Ну ты посмотри, а? – снова нарушил тишину Козодой. – До чего додумался!

– Научно-технический прогресс, – хмыкнул в ответ Еремеич.

И опять для Ружина остался загадкой предмет их восхищения. И опять он даже не стал пытаться вникнуть в смысл, понимая бесполезность этого занятия.

Пять минут спустя маячок на экране замер. Ружин заметил это с некоторым опозданием, но все же достаточно скоро для того, чтобы не выскочить из-за поворота пред светлые очи Козодоя и его водителя. Приняв вправо, он остановился у обочины и стал ждать.

Ожидание внезапно затянулось. Прошло пятнадцать минут, потом полчаса, час, другой. Ружин начал заметно нервничать. Все это время из динамика не доносилось ничего, кроме звуков проезжающих автомобилей. Очень явственных звуков.

В вечернем воздухе все отчетливей стали проявляться намеки на сумерки. И Ружин понял, что проиграл этот раунд оглушительным нокаутом. Каким-то образом Козодою удалось обнаружить жучок и избавиться от него. Иначе чем объяснить бушующую в эфире тишину – не считать же звуками рев моторов! – и более, чем двухчасовую неподвижность маячка? Вывод напрашивался сам собой. Его провели, переиграли – там, где он всегда привык быть в выигрыше.

Плюнув на осторожность, Ружин завел машину и выехал на соседнюю улицу. Его подозрения полностью подтвердились. Никаких «Жигулей», ни потрепанных, ни самых что ни на есть новейших, здесь не было. Маячок вел себя все так же пассивно, сдвигаясь только сообразно движению самого Ружина.