Александр Золотько - Игра втемную

– Мне тоже, – так же тихо ответил наблюдатель.

– Что делать?

– Давай вначале ты, только как можно тише.

Помощник осторожно потянул затвор своего АКМа и плавно, чтобы затвор не стукнул, проводил его рукой. И он, и его напарник забыли, что в этом случае безотказный обычно АКМ перекашивает патрон. Затвор замер, не дойдя до конца.

– У меня заклинило! – запаниковал помощник. И умер. Одновременно с наблюдателем. Старшего ударили ножом в сердце, а его помощнику плавным движением перерезали горло.

Силуэт на той стороне расщелины замер.

– Мы орлы, – раздался голос, – ты кто?

– Барин приехал, – тихо ответил силуэт.

– Заждались уже, Барин.

– Пришлось задержаться. Что у вас здесь?

– А у нас здесь мусульманский пост. Был. Барин подошел к убитым.

– Чисто сделано. Как вас звать, орлы?

– Сашка Черный и Аспирант.

– Вы, ребята, оружие и патроны заберите и карманы выверните – пусть думают, что сербы работали.

– Уже почистили. Нужно уходить, до группы еще часа четыре хода.

Трое скрылись в темноте. Убитых нашли только утром, когда пришли сменять. Особых эмоций это не вызвало – к таким вещам привыкли уже давно. Война есть война. Ни следов, ни убийц искать не стали, только сообщили в штаб. Там отметили потери в сводке, а в качестве ответа было принято решение снять сербский патруль. Спокойно и по-деловому.

6 марта 1995 года, понедельник, 5-30 по Москве, вагон № 12.

Я так, наверное, никогда и не пойму, какой черт поднял меня в такую рань. И Олег Юрьевич, и Нина высадились в Курске, мы что-то буркнули им на прощание, а потом мне зачем-то понадобилось залезть в карман куртки. До того, как я засунул руку в карман, я точно помнил, что именно ищу, но в тот момент, как мои пальцы нащупали там что-то постороннее, из головы все вылетело разом: и сон, и мысли. Некоторое время я тупо рассматривал маленький такой полиэтиленовый пакетик с белым порошком, которого я себе в карман не клал. Мысль о том, что это может быть лекарство мне даже не пришла в голову. Мне ни разу не доводилось видеть наркотики, но благодаря телевизионному образованию сразу же мелькнуло одно: «Наркота».

Применяя методы физического насилия, я поднял Носалевича. Он несколько секунд вертел пакетик, а потом спросил:

– Это что, проводник разносил? Или ты с собой привез?

– С ума сошел? Это ведь…

– Ясный красный. Один мой знакомый наркоман за такую дозу свободно может пришить.

– А один мой знакомый таможенник за такую дозу может и посадить. Таможня скоро, что, не соображаешь?

– В кармане нашел? – наконец проснулся окончательно Иван.

– В кармане.

– А в другом кармане смотрел?

– Твою мать! – я бросился перетряхивать остальные карманы куртки.

– И в сумке посмотри! – сказал Носалевич.

– А ты в своих не хочешь посмотреть?

– Ясный штуцер, – сказал Носалевич и стал тщательно проверять свой багаж и вещи.

Результаты были весьма обнадеживающие. У себя в сумке я обнаружил еще пять таких пакетиков. Один из них был вложен в паспорт, и если бы я стал его предъявлять, то сцена была бы еще та. И Носалевич, и его багаж были девственно чисты.

На всякий случай мы тщательно проверили все полки и почти каждый сантиметр пола. Чисто.

– У тебя есть тайные доброжелатели, – сказал Носалевич. – Такие подарки тебе делают – просто умираю от зависти. Мой знакомый наркоман…

– Если мы сейчас это добро куда-нибудь не выбросим, то своего знакомого наркомана ты увидишь еще очень не скоро. Я ведь скажу, что мы вместе все это везем.

– Доверься мне, – сказал Носалевич, сунул пакетики в карман белых джинсов и убыл в сторону туалета.

Вернулся он минут через пятнадцать, тщательно вытер мокрые руки и лег на свое место.

– Все в порядке? – спросил я.

Носалевич помахал в воздухе рукой и закинул ногу на ногу.

– Я умен и быстр, – заявил он. – Я успел все завершить до того, как проводник закрыл сортир перед въездом на границу. Так что скоро таможня.

И мы стали ждать таможенников с пограничниками. Если все шло как положено, то нам предстояла встреча с российским таможенником, через некоторое время, с украинским пограничником. Чтобы успокоиться, я попытался читать, но получалось это слабо. И даже не просто слабо, а вообще не получалось. Как бы тщательно мы ни обыскали купе, никто ведь не мог гарантировать, что проклятый порошок не лежит где-нибудь еще. И ведь никому ничего не докажешь. Во мне плескалось столько адреналина, что я даже не попытался решить, откуда все это взялось. Просто сидел и тупо ждал контроля. И только когда в коридоре послышался разговор таможенников, наступило спокойствие.