Александр Тамоников - Призрак со свастикой

— Когда в последний раз господин Леманн посещал баронессу в замке? — спросил Павел.

— Я подозреваю, что примерно за неделю до того, как он… уехал, — выдавила горничная. — Герр Леманн всеми днями был страшно занят, ну, вы понимаете… Его чуть не убило осколком разорвавшегося снаряда… Он появился уже к вечеру, помылся, переоделся и уехал на своем «Мерседесе» в сопровождении мотоциклетного экипажа… Вернулся через пару часов, какой-то раздосадованный, нервный, от него пахло духами… Я уже знала, как пахнут духи баронессы, она пользуется французским парфюмом «Femme» фирмы «Роша»… После этого, мне кажется, они не встречались…

— Я не понимаю, — пробормотал Верест, — если это было 22–23 апреля, то разве кольцо вокруг города еще не замкнулось? Гауляйтер и его любовница свободно шастают туда-сюда, и никакая пуля их не берет…

— Там не было наших войск, — пояснил Репницкий. — Мы пробивались с севера и юга, в той местности дальше Пандау не прошли. Образовался выступ длиной в десять километров. А южнее — горы, где только альпинисты и пройдут. Так что могли безбоязненно использовать эту дорогу. Рисковал, конечно, гауляйтер, наша разведка забредала и в эти края…

— Свободны, фрау Кирхнер, — бросил горничной Павел и добавил: — Из города не выезжать!

Обрадованная горничная устремилась к выходу. Офицеры задумчиво смотрели, как она спотыкается на пороге. Джентльменов в этот момент не нашлось, и дверь громко захлопнулась.

— Ну, и что с того? — озадаченно почесал лысеющую макушку Сенцов. — Подумаешь, любовница! Если у гауляйтера были к баронессе любовные чувства, он забрал ее с собой. Если нет, то она сидит в замке, занимается какой-нибудь хренью и ни о чем не знает.

— Баронесса играла в башне замка Шопена… — с деланой мечтательностью изрек Репницкий.

— И, внимая Шопену, полюбил ее гауляйтер, — хохотнул Сенцов.

— И чего сидим, ржем, хреновы ценители буржуазной поэзии? — рассердился Павел. — Немедленно прояснить судьбу баронессы! Ее могли допрашивать.

— С какого борща бы ее допрашивали, — проворчал Репницкий, — если мы о ней только сейчас узнали. Ладно, спрошу у Сысоева, он занимался этими замками. Покурите пока.

Он удалился. Курить пришлось минут двадцать, в нетерпении поглядывая на часы. Сенцов перелистывал протоколы допросов, что-то мерил циркулем на карте, бурча под нос. Репницкий влетел в помещение с возбужденно горящими глазами, словно уже где-то принял.

— Все правильно, Павел Сергеевич, есть такая баронесса! В Управлении ее не допрашивали, но она есть! Разведчики старшего лейтенанта Шершнева после взятия Креслау несколько дней зачищали замки, искали в них прячущихся фрицев. Дважды в бой вступали. В Мезель тоже нагрянули, застали там даму печального образа и при ней пару служанок, которым некуда податься. Фрицев не застали. Шершнев — бывший прокурорский работник, все не может избавиться от своих протокольных замашек, прямо на месте и допросил барышню под протокол. Мол, кто такая, кто хозяин, в чем замешаны, где состояли. Забирать ее не стали — вроде не за что, помялись и свалили, предупредив: мол, пока живите, гражданка баронесса, но сильно не обольщайтесь, все замки скоро будут конфискованы в собственность трудящихся новым народным правительством! Так что никуда она не сбежала со своим любовником — в первой декаде мая была здесь!

— Надо съездить, — захлопнул папку Верест, — развеяться перед ужином. Если «пустышка» — будем дальше копать. Машина во дворе, Сенцов, предупредите своих сотрудников. Репницкий, организуйте пару бойцов. Выезжаем через десять минут.

У КПП на северо-западном выезде из Креслау стояла небольшая, но плотная очередь. Несколько автомобилей, пешая публика с баулами и чемоданами. Ефрейтор Павленко — молодой чубатый боец — пристроил «газик» к бамперу видавшей виды «полуторки», вопросительно глянул на Вереста. Тот повертел головой, вышел из машины. Зашевелились сидящие сзади офицеры и младший сержант Давлаев — черноусый осетин. Стоять в хвосте «гражданской очереди» — себя не уважать. Поток гражданских, желающих покинуть город, в последние дни начал спадать. Советское командование решило приструнить не в меру рьяных поляков, третирующих немецкое население. Не стоит, ребята, лезть поперек батьки (читай, НКВД и НКГБ). Рановато считать эту землю своей, пока не созданы политические предпосылки и не сформированы нормальные управленческие структуры.