Дмитрий Вересов - Сердце Льва

— Русский осколок, партайгеноссе, разворотил ей матку. — Хорст выпрямился в кресле и выказал немедленную готовность идти рвать глотки всем врагам рейха. — Она умирала мучительно, в страшных корчах.

— Да, да, мы, немцы, имеем свирепое право на мщение.

Борман и сам сделался свиреп, рявкнув, выпятил губу и посмотрел на стену — волчьи, песьи головы, золоченые щиты, вычурная вязь геральдики. Рыцарские гербы, длинной вереницей, светлая память о павших товарищах. Они — гербы, не товарищи — стройно вписывались в убранство кабинета, ладно стилизованного под баронский зал замка Вевельсбург, что в Падеборне. Центральную часть занимал внушительный дубовый стол, похожий на тот, что принадлежал некогда славному королю Артуру. Кресла в количестве чертовой дюжины обтянуты свиной кожей и несли на высоких спинках серебряные пластины с затейливыми вензелями.

— Так вот, к вопросу о святом мщении, штурмбанфюрер. — Борман оторвал взгляд от стены, страшные его глаза в упор уставились на Хорста. — Материалы, что вы доставили, не имеют цены. Наши аналитики считают, что этот русский Барченко сродни еврею Риману, славянину Тесле и опять-таки еврею Эйнштейну. Сам фюрер хотел встретиться с вами, отметить ваш вклад в дело возрождения могущества рейха. К сожалению, не смог, срочно вылетел на Тибет.

Как, Гитлер жив? По идее, Хорсту следовало бы изумиться, выпрыгнуть из массивного, с резными ручками кресла. Увы… За три неполных дня проверенных в Шангрилле удивить его чем-либо уже было сложно. Необъятная — с зимними садами, стадионами, искусственными водоемами база, исполинские, куда там капитану Немо, подводные лодки, тарелки, летающие один в один как НЛО — все это поражало воображение и казалось материализовавшимся фантастическим сном. Так что жив фюрер — и ладно. Всучить недалеким русским обугленные трупы двойников — дело нехитрое. Пусть смотрят им в зубы и тихо радуются.

— Однако как ни крути, штурмбанфюрер, этот ваш Барченко всего лишь теоретик, — Борман сделал вялый жест рукой, и в хриплом, лающем его голосе послышалось презрение. — Формулы, выводы, моральные сентенции. Словоблудие, свойственное славянам, отсутствие немецкой хватки и арийского практицизма. А возрождающейся Германии не нужны вербальные поллюции, ей нужны конкретные дела. Вы понимаете меня, штурмбанфюрер? — Он вдруг с лая перешел на крик и потряс паучьим волосатым пальцем, отчего сразу сделался похож на рассерженного школьного учителя: — Вы показали себя с лучшей стороны, вы молоды, энергичны, вы стопроцентный ариец. Так что же, дьявол побери, мешает вам найти этот чертов кристалл? Я хотел сказать, магический.

Лоб его пошел морщинами, плечи передернулись, ноги топнули по каменному — все было в лучших традициях рейха, поменьше слов, побольше дела.

— Око Господне, партайгеноссе. — На вдохновенном лице Хорста запечатлелось уважение напополам с решимостью. — Яволь, дайте только срок.

— Найдите его, штурмбанфюрер, найдите во имя памяти всех убиенных немцев!

Шел лунный месяц Рамадан, девятый по исламскому календарю. Вот уже неделю все правоверные каждодневно постились, «с момента, когда можно отличить белую нить от черной, и до захода солнца», — надеясь попасть после смерти в рай, открытый лишь для тех, кто следует умеренности при жизни. Зато после захода, если позволял кошелек, — бриуаты, треугольные, аппетитно хрустящие пирожки с мясом и курятиной, таджины, тающие во рту гуляши, бастеллы — круглые слоеные, с начинкой из жареных голубей и миндаля, традиционные, с томатом и зеленью супы шорпы и, само собой, кускус с телятиной, бараниной или, под настроение, с рыбой. Именно так, по высшему разряду, Хорст и принимал одной каирской ночью своего позднего гостя — пожилого крестьянина-рейса в чистом по случаю праздника белом джелалабьяхе. Как и подобает председателю всеегипетского подотдела общества советско-арабской дружбы, такой же крепкой, как Асуанская плотина, братски возводимая на первых порогах Нила. Хорст, с уважением порасспросив гостя о детях, внуках, видах на Урожай, пригласил его к милда, низенькому круглому столу с бортиками, где была сервирована кеайя, разнообразная закуска в маленьких тарелочках. И хотя правоверному мусульманину полагается в таких случаях, прежде чем навалиться на еду, возблагодарить аллаха и съесть для начала что-нибудь легонькое, финики, например, араб без церемоний взял кефту, жаренный на решетке шарик баранины жадно раскусил и всем видом показал, насколько хороша она, советско-арабская дружба.