Михаил Кречмар - Жесткая посадка

– Дать возможность вам разговаривать с ними – это де-факто признать у нас наличие этих людей. А ведь мы говорили о них с вами только в сослагательном наклонении. Но если вы сможете предложить им что-то более конкретное несколько позже, через два года, через год, я не исключаю, что смогу донести ваши предложения до их внимания. Собственно говоря, вам пора – на подъём на лифте в кабинет премьера у вас уйдёт полторы минуты, на коридор к Залу памяти – двадцать секунд, на караул и приветствия – ещё тридцать.

Двери перед Шергиным распахнули четверо солдат в парадной форме, в шлемах и с винтовками с примкнутыми штыками, сразу же по появлению русского гостя взявшими «на караул». Шергин оказался в небольшом зале, где стены из ослепительно-белой рисовой бумаги были натянуты на каркас в виде клетки из тёмного дерева. У тыльной стенки находилось возвышение, где стояла дымящаяся курильница. Шергин не знал, в честь чего и какие курятся здесь благовония. Всё его внимание было поглощено одной сценой.

Посреди зала, в чёрном строгом костюме стоял человек, которого весь мир знал как премьер-министра Японских островов. К нему нетвёрдой, ковыляющей походкой приближался Акаси, держа на весу тяжёлый металлический прямоугольник серого цвета. Не дойдя трёх шагов до премьер-министра, Акаси остановился. Сбоку выступил важный пожилой церемониймейстер в расшитом мундире революции Мэйдзи и выкрикнул:

– Личное послание от Главнокомандующего Иосифа Сталина премьер-министру Его Императорского Величества Хидэки Тодзе!

И Шергин понял, что за дым наполняет комнату, поднимаясь с алтаря.

Этот дым становился призраками давно ушедших героев: Иосифа Сталина, растерянного неожиданным натиском немцев, рвущихся захватить город на Волге, названный его именем; Адольфа Гитлера, уверенного, что через четыре недели – максимум месяц он поставит на колени неуступчивого восточного колосса; Хидэки Тодзе – человека, взявшего ответственность за самоубийство нации, которая бросила вызов крупнейшей индустриальной империи мира; министра Риббентропа, заключившего пакт о ненападении между Россией и Германией; Хироши Ошимы, посла Японии в Германии, которому первому пришла в голову мысль о прекращении русско-немецкой бойни; Натаоке Сато – посла Империи в Москве, убедившего русских начать переговоры; Мориты Моришимы – главы всей разведывательной службы в Западной Европе, представившего неопровержимые доказательства того, что во взаимной войне Россия и Германия погубят друг друга, открывая дорогу союзу англо-саксонских государств… и был в этой комнате ещё один человек, Канджи Ишивара, невысокий сутулый мужчина в помятой форме и очках, принявший тогда, на военном аэродроме под Москвой, дюралевый чемоданчик с наручником от самого наркома Молотова.

Один за другим они становились рядом – Тодзе, Ошима и Моришима – возле Акаси, Сталин, Молотов, Литвинов – подле Шергина, и в глубине зала отдельно выстроились кровные враги – на деле – двойники последних – Риббентроп, Борман и сам Адольф Гитлер.

Выждав полминуты, важный старик повторил:

– Личное послание от Главнокомандующего Иосифа Сталина премьер-министру Его Императорского Величества Масаюки Тами!

После небольшого перерыва он повторил снова, пригласив теперь получить письмо канцлера Сигэмицу.

Церемониймейстер продолжал и продолжал вызывать, оглашая фамилии давно ушедших с этого поста людей, пока не дошёл до имени нынешнего премьера. Невысокий седой человек в тонких очках, стоящий посреди зала, откликнулся:

– Я получу это письмо.

– Разрешите вручить его вам, господин Кога, с изъявлением величайшего почтения, – произнёс старинную формулу Акаси, и дрожащей старческой рукой открыл по очереди все три массивных шарнирных запора на папке.

Затем настежь распахнул её.

Полминуты все, стоящие рядом, в том числе и Шергин, могли лицезреть лист веленевой бумаги, украшенный сверху гербом Советского Союза.

Канцлеру Германии, фюреру немецкого народа Адольфу Гитлеру от Верховного Главнокомандующего Вооружёнными Силами СССР И. В. Сталина.

Несмотря на военные действия, ведущиеся между нашими странами, я продолжаю считать, что на сегодняшний день между Германией и Советским Союзом отсутствуют непреодолимые противоречия, которые требуют вооружённого противостояния для их преодоления. Если Великий Фюрер сочтёт возможным заключение мира между нашими странами на приемлемых для Германского государства условиях, перечисленных ниже, то дипломатические представители обеих стран могли бы в кратчайший срок определить сроки прекращения огня и форму заключения перемирия.