— Странно, обычно у них, нууу… у еврев, куча родственников, а он как-то совсем одинок…
— Все его родственники разлетелись по европам, а он решил, что его Родина Россия! И это поступок!
— Я бы сказала — это выбор!
— Да, это выбор достойный, к тому же при понимании, что его не поймут, иии… что оставить наследство будет некому. Детки, детки…
Светищев надавил пальцами на глаза, уставшие щуриться от слепящего солнца.
Мария поняла, точнее вспомнила, что эта тема ими почти не затрагивалась. Захотелось понять почему:
— А что ты? У тебя, кажется дочь?
— Дочь… родитель тот, кто воспитывает, а не кто семя вкладывает… Она совсем еще маленькая была, да и сейчас… да и сейчас-то еще малышка. Да уж задела ты за живое. Знаешь, наверное, не понять еще не имеющему детей, родителей, тем более родителя, ставшего, таким только по названию. Я часто о ней думаю, но так, как бы изнутри, понимая, что никогда не попаду вовне… Раньше так, каждый Божий день представлял с ней разговор при первой встрече. Все думал, как мы встретимся, ведь не можем же не встретиться… Встречи эти получались такими теплыми, яркими, даже помпезными, овеянные переживаниями и радостью от долгого ожидания. Все-то у меня получалось выглядеть в них страдальцем, а она… дочь, я имею в виду, очень желающая этой встречи и продолжения отношений… Как ребенок радовался, таким вот сценам, возникающим в воображении. А теперь успокаиваюсь одной мыслью — вряд ли будет так… иии… у нее будет свое… много своего, что гораздо ближе к сердцу. Да и мнение по поводу случившегося, далеко с твоим, может не сходиться.
— Андрюш, ты как будто на себе крест ставишь… — еще молодой, многообещающий…
— Гм, скажи еще, что найдется девушка, которая нарожает и так далее…
— Я не сомневаюсь, что все у тебя еще впереди!..
Разговор заходил в то русло, направление которого мало кому из находящихся вначале подобных отношений нравится. Оба влюбленных это понимали, но никто из них, как очень часто это бывает, не может остановить или остановиться, или, хотя бы попытаться перевести на другую тему. Так бы и было до бесконечности, если бы не подкравшийся незаметно Арон Карлович.
Услышав одну фразу о себе, он решил дождаться второй, потом следующей и далее, желая уяснить, что же происходит между влюбленными, пытающимися сейчас казаться почти чужими. Он даже улыбнулся про себя, помотав головой в добром осуждении. «Толи говорят комплементы, толи пытаются убедить, в чем-то любимого человека… А может Андрей бессилен или того хуже, обладает какой неизвестной мне манией? Что-то я их не пойму! Сватают кого-то друг друга, „про себя“ имея в виду себя же!» — в мыслях начало путаться настоящее восприятие, чего не выдержав, он буркнул:
— Ни себе, ни людям!
— Чего? Арончик, ты прямо приведение…
— Сами вы… не мое старческое дело, конечно, но вам бы давно следовало о свадьбе подумать, а вы все кого-то сватаете… «Найдется женщина…» — даже подслушивать тошно. Вот нашлю на вас Глафиру Романовну, она быстро все устроит! А то охмурить друг друга охмурили, а Арончик до сих пор в удивлении от холодности ваших постелей…
— Арон Карлович!..
— Да! И фамилия моя Держава! Ты вот, Андрей Викторович, место занял, а у меня может быть предложение руки и сердце к Марии созрело…
— Уф… ну ты скажешь прямо… Хотя ты можешь, а я что-то…
Он только хотел выйти, но проводя глазами от Арона к выходу, напоролся на умоляющий взгляд Мариам. Его даже пошатнуло. Он упал на колени, как-то неуклюже прошелся на них, и уперевшись в ее живот, застыл. Андрея одолело сразу несколько волн переживаний. Нахлынувшее спертым воздухом, встало в трахее. Он хотел говорить и не мог, хотел поднять голову, чтобы показать себя через взгляд, но глаза щипали наворачивающиеся слезы. Светищев попытался сглотнуть, но и кадык не желал слушаться, прилипнув к какому-то пузырю в носоглотке. Внезапно мужчина осознал, что не может вспомнить, каким должен быть следующий шаг, чтобы начать дышать. Переволновавшись, он смог только прохрипеть и, подняв руки, обняв ее таз, с силой вдавил свою голову в ее живот. Вдох получился, потом сразу выдох, вытолкнувший впереди себя рыдание. Конечно, это не было рыданием, как таковым, но со стороны именно так и выглядело.
Хватая порцию кислорода за порцией, он постепенно приходил в себя. В замешательстве подняв голову, он увидел дрожавшую нижнюю губу, слегка трясущаяся она незаметно шевелилась — Мария что-то говорила, но еле слышно — только ему. Ее большие, горевшие чувством, миндалевидные глаза, выражали столько страсти, что казались зеркалом испуга и счастья одновременно. Наверное, так и было. Ведь, чувствуя огромное, долго ожидаемое приобретение, человек не только радуется ему, но и где-то в глубине подсознания начинает переживать о возможности потери.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу