Владислав Ахроменко - Дембель против бандитов

— Так ты бы ему ногой под яйца! — разозлился Яша.

— Он мне руку выкрутил, — сообщила Галя.

— Да? — не поверил Федоров, пыхнув трубкой. — Так на помощь надо было позвать… Что там, ментов не было, что ли?

Галя повествовала еще минут двадцать. Она рассказала и о толпе, которую попыталась было привлечь на свою сторону, и о наглом наезде того мужика с разбитым лбом, и о том, что пришлось отдать все деньги — не только клиентки, но и собранное за утро подаяние…

— Ты этого мужика раньше когда-нибудь видела?

— Нет… Ой, как больно, синяк, наверное, будет! — Галя схватилась за руку чуть выше локтя. — Самое главное, чуть не забыла: мужик этот сказал, если, мол, чего не нравится, к Сникерсу своему обращайся.

Яша открыл от удивления рот — трубка вывалилась ему под ноги.

— Так и сказал?

— Так и сказал.

— Дела-а… Слушай, а мужик этот что… из этих? — Федоров сделал характерный жест кистями рук, видимо, подразумевая бандитов.

— А кто их теперь разберет! Вон сколько по улицам коротко остриженных, накачанных мужиков ходит!

— Постой, постой… — Яшу наконец посетила спасительная мысль — действовать методом исключения. — Ты ведь самого Жору знаешь?

— Знаю.

— Помнишь, я тебе пару раз его друзей показывал, с которыми он «местовые» собирает… Один такой светловолосый, полный, с золотой печаткой, а другой невысокий, накачанный… Может, кто-то из них?

— Светловолосый, но не полный… Высокий такой, мускулистый, — сообщила цыганка и, немного успокоившись, выдала на удивление трезвую мысль: — Слушай, Яша, чего это мы тут сидим и гадаем? Позвони Сникерсу — и дело с концом. Если это кто-нибудь из его дружков — пусть сам разбирается. А если какой-то козел его именем прикрывается — пусть Жора тому козлу яйца оборвет!

Положив трубку на поленницу, Яша двинулся домой — звонить Жорику на мобильник. Но, к большому сожалению, Сникерс не отзывался: то ли отключил телефон, то ли был вне досягаемости звонка.

Яша пытался дозвониться ему до самого вечера, но, увы, безрезультатно. С наступлением темноты сел за руль «транспортера» и отправился в город — собирать своих «батраков». Вернулся цыган лишь в половине восьмого — загнав «батраков» в дом, он вновь уселся за телефон. Но Сникерс по-прежнему не брал трубку.

Однако незадолго до полуночи в доме Федоровых произошла куда более серьезная неприятность, чем даже та, что случилась на рынке с Галей. Яша уже готовился ко сну, когда к нему в комнату ворвался насмерть перепуганный пацаненок Саша.

— Та-ам… — трясущимися губами начал он, кивая в сторону двери, ведущей на половину «батраков».

— Что — там? Ты почему без стука? — разозлился Яков, уже предчувствуя недоброе.

— Та-ам… — Сашины зубы, темные от никотина, выбивали мелкую дробь.

— Да говори ты толком! — вскипел цыган. — Что случилось?

— Дядя Митя повесился!

Митя Ковалев явно недооценил Сашку. Долгая бродяжническая жизнь воспитала у пацаненка сообразительность, быстроту реакции и редкую для его возраста наблюдательность. Отвозя Диму в туалет, Сашка обратил внимание, что ногти у инвалида по-прежнему нестриженные, — а ведь ножик с пилочкой и маникюрными ножничками он взял пятнадцать минут назад. Лоскут простыни, валявшийся на полу, тоже говорил о многом.

А потому, усадив Ковалева в сортире, Саша первым делом направился в его комнатушку. Осмотрелся, поднял с пола обрывок простынного лоскута, наморщил лоб, соображая, что бы это могло значить… Осторожно, словно боясь ожечься, приподнял одеяло на Диминой койке.

Простыни не было.

— Дела-а… — протянул Сашка.

Дима всегда доверял этому мальчишке. И не только потому, что Саша был невольным товарищем по несчастью. Ковалев относился к этому несчастному беспризорнику, хлебнувшему за свою недолгую жизнь выше крыши, как к младшему брату. Именно потому Сашка знал о военном прошлом Ковалева куда больше, чем все остальные «батраки»: Митя рассказывал ему и о ранении, и о чеченском плене, и об ампутации, и о ростовском госпитале…

И даже о том, что именно там, в ординаторской, пытался наложить на себя руки.

…Не обнаружив простыни, Саша среагировал мгновенно. Бросился в темный закуток коридорчика, приложил ухо к двери, прислушался…

В сортире было тихо.

— Дядя Митя? — Сашка осторожно постучал в дверь. — Ты скоро?

Митя не отреагировал никак.

— Дядя Митя, — уже предчувствуя что-то ужасное и непоправимое, повторил мальчонка, — может, тебе плохо? Открой, дядя Митя!