Владислав Ахроменко - Дембель против бандитов

Правда, на второй день Пасхи в дверь квартиры Корниловых кто-то позвонил. Илья взглянул в «глазок», но никого не увидел — лишь чьи-то каблуки дробно застучали по ступенькам. Выйдя на площадку, Дембель обнаружил темно-вишневый футляр с аккордеоном.

— Дима, откуда это? — втаскивая инструмент в комнату, удивился Илья.

— Ты смотри… Тот самый, — узнал Ковалев. — Откуда?

Положив футляр на пол, Илья щелкнул замочками. Внутри действительно лежал аккордеон цыгана Яши. Из кармашка выглядывало что-то продолговатое, ярко-алого цвета. Это был перочинный ножик — настоящий «швейцарский офицерский». Приподняв аккордеон, Корнилов обнаружил на дне футляра записку: «НОЖЫК Я ДОРЮ ДЯДЕ ИЛЬЕ А ГАРМОШКА ПУСТЬ АСТАНЕТСЯ У ДЯДИ МИТИ. Я ЕЕ У ЦЫГАНОВ УКРАЛ КОГДА УДИРАЛ. СПАСИБА ВАМ БОЛЬШОЕ. САШКА»

— И как это он твой адрес узнал? — удивился Ковалев, разглядывая послание.

— Может, догнать? — Дембель решительно шагнул в прихожую.

— Да ладно тебе, догонишь ты его… Ты смотри, не забыл-таки нас.

— Жалко пацана. — Илья присел на краешек дивана. — И кем он вырастет?..

Веселое голубое небо сияло в лучах апрельского солнца. Они отражались от слюдяных луж, окон домов, щедро заливали небольшую площадь перед железнодорожным вокзалом.

Вокзальная толчея оглушает лишь сперва, но вскоре человек уже не замечает ее, как не замечает хода настенных часов или биения собственного сердца. Крики, шорохи, шуршание, автомобильные клаксоны, скрип багажных тележек, резкие всплески смеха, обрывки фраз, оглушительная музыка, льющаяся из подвешенных к киоскам динамиков, снующие люди, которым собственные заботы кажутся самыми важными в мире… Ты не знаком ни с кем, но зато никому не известно — кто ты таков, зачем и откуда приехал и куда держишь путь, что думаешь и чувствуешь.

В такие минуты, как никогда, остро ощущается собственное одиночество. Ты — один в этой суете, и никому нет до тебя дела.

Вот уже минут десять рядом с торговыми киосками на железнодорожной платформе стоял высокий русоволосый мужчина в короткой плащевой куртке. Но, в отличие от многих, он не чувствовал себя одиноким. Ведь впервые он уезжал из родного городка не один.

Слева от него сидел в инвалидной коляске молодой безногий мужчина. Вряд ли кто-то из пассажиров, регулярно бывающих тут, на вокзале, признал бы в нем того, кто еще каких-то три месяца назад выводил под аккордеон: «Я был батальонный разведчик…» Чисто выбритый, в дорогом свитере и кожаной куртке, в брюках, штанины которых были аккуратно подшиты и заправлены под низ, инвалид этот походил скорей на положительного героя голливудского фильма, повествующего о судьбе ветерана вьетнамской войны. Докурив, инвалид бросил окурок в урну и, взглянув на русоволосого, произнес, указывая подбородком впереди себя:

— Помнишь, Илюха, как я на этом месте зимой стоял?!

— Забудешь такое… Слушай, куда Оксанка запропастилась?

Светловолосый волновался зря: меньше чем через минуту к нему подошла молоденькая девушка с дорожной сумкой через плечо.

— Поезд уже подали… Ну что — вперед?

Выкатив инвалидную коляску на перрон, русоволосый скользнул взглядом по животу девушки, погладил его рукой.

— Как себя чувствуешь?

— Спасибо, Илюшенька, хорошо. — Глаза девушки светились такой неподдельной нежностью, что Дембель, не в силах себя сдержать, улыбнулся.

Прокатив инвалидную коляску вдоль пассажирского состава, Илья сверился с билетами, нашел нужный вагон. Снял с коляски Диму, взял на руки, поднялся с ним в тамбур, пронес до купе…

— Сейчас с Ксюхой коляску закатим и вещи занесем, — бросил он, выходя.

Спустя минут десять по составу прошел характерный металлический лязг, гулко перестукнулись буфера, вагон качнулся, и поезд медленно тронулся.

Оставив Оксану и Диму в купе, Дембель вышел в тамбур, неторопливо закурил, взглянул в окно… За мутноватым стеклом медленно проплывали вправо привокзальные здания, тепловозы, блестящие нитки рельсов, уже зеленеющие деревца…

«Тук-тук, тук-тук, тук-тук…» — перестукивались на стыках колеса.

Поезд уносил Илью в новый мир, в новые времена. И, конечно же, ему так хотелось, чтобы там все было благородней, спокойней и светлей, чем раньше…