Владислав Ахроменко - Дембель против бандитов

— Сейчас…

Меньше чем через минуту Саша, приподнимая Митю под мышки, пересаживал его с коляски на унитаз.

— Спасибо, братан… — пробормотал инвалид. — Коляску пока в комнату закати, чтобы ходить не мешала. Надо будет, я тебе крикну.

— Дядь Митя, что с тобой сегодня? — растерянно спросил мальчонка, глядя Ковалеву в лицо.

— Ничего, ничего… Ладно, иди, позову, как управлюсь.

Дима тщательно закрыл дверь, достал из кармана пачку с «мальбориной», закурил последнюю в жизни сигарету. Еще десять, максимум пятнадцать минут — и его обрубленное тело будет болтаться тут, между унитазом и стенкой.

Жалко уходить из жизни?

Нет, не жалко.

Жалко продолжать такое вот бесцельное, никчемное существование.

Жалко ребят, погибших в чужих чеченских горах ни за что ни про что.

Жалко их родителей, братьев, сестер, друзей…

Жалко Оксанку — как она, бедная, теперь одна мается? Мужика бы ей хорошего… Да где они теперь, эти мужики?!

При воспоминании о сестре на Митины глаза вновь навернулись слезы. Но, собрав в кулак остаток воли, он отогнал от себя это некстати пришедшее воспоминание…

За дверью обозначился какой-то слабый шорох, но Ковалев не придал этому никакого значения: до шорохов ли сейчас?!

Молча докурил сигарету почти до фильтра, аккуратно загасил окурок, бросил. Достал из кармана моток простынного жгута, свернул петлю, проверил жгут на прочность, а затем, осторожно поднявшись, встал обрубками ног на край унитаза. С трудом балансируя и морщась от боли, накинул конец петли на Т-образное перекрестье труб, закрепил жгут намертво. Надел петлю на шею и, пробормотав «прости, Господи!», соскользнул вниз…

Если утро начинается с неприятностей, можно быть уверенным: неприятности будут преследовать человека весь день.

Яша Федоров хорошо знал эту нехитрую, но справедливую истину…

Тот день как раз и начался у цыгана с неприятности: еще до обеда в Новоселовку неожиданно вернулась жена Галя. Злая как черт, без куклы и без денег.

Яша встретил ее во дворе — стоя у приподнятого капота «Фольксвагена-транспортера», он менял полетевшее реле генератора.

— Что случилось? — удивленно спросил цыган.

Подойдя к мужу, Галя тяжело плюхнулась на низенький штабель досок.

— Обобрали… — убитым голосом сообщила она.

Яша перестал ковыряться в моторе.

— Кого обобрали? Кто обобрал? Почему ты с рынка так рано?

— Меня обобрали — непонятно, что ли? — зло окрысилась цыганка, продемонстрировав в ощере золотой блеск зубов. — Развели, как девчонку…

— Тебя? — не поверил Яша.

— Меня…

— Кто?

— А я почем знаю?! Мужик какой-то…

Удивлению Яши не было предела. Кто-кто, а он-то отлично знал: это Галя кому угодно голову задурит, кого угодно оберет, кого угодно разведет.

Но чтобы ее?

Это было выше Яшиного понимания.

— Постой, постой… — Выбив о поленницу трубку, цыган набил ее свежим табаком, раскурил, присел рядом. — Можешь мне толком объяснить, что случилось?

Рассказ Гали был долгим, эмоциональным и изобиловал никому не нужными подробностями.

Ну, как и обычно, уселась у входа на спиртзаводской базарчик. Положила «ребенка» на колени, опустила голову, чтобы лица не было видно. Подавали, конечно, немного — часа за три где-то семьдесят рублей набралось. А потом наметанный Галин глаз выхватил из толпы девку. Нормальная такая лошица в шубейке искусственного меха, в стоптанных сапожках. Ходит по рынку, что-то высматривает, кого-то ищет… Сразу видно, Галина клиентка.

Сперва все шло хорошо. «Дай Гале, сколько не жалко, сейчас я тебе о том, что было, сказала, а дашь еще денежку — то, что будет, скажу». Клиентка повелась, и это не могло не радовать. Пятнадцать минут беседы — и девка добровольно рассталась со своим кошельком.

— Так кто кого развел? — не понял Яков.

— Не перебивай, а послушай, — скривилась Галя, будто от зубной боли.

Так вот… Забрала она у той девки кошелек, «ребенка» под мышку и — ходу. Слева от рынка, если к нему лицом встать, микрорайон начинается, несколько десятков однотипных пятиэтажек. Пройти дворами, зайти в любой подъезд, выждать минут двадцать — и всех делов. Правда, клиентка быстро сообразила, что ее обобрали, и следом пошла. И вот, когда до ближайшей пятиэтажки оставалось не больше минуты ходьбы, схватил ее за руку какой-то мужик; куртка рваная, джинсы застиранные, лоб исцарапанный, и морда злая-презлая. Куда, говорит, намылилась? Чего, спрашивает, от той девушки убегаешь?