Сергей Зверев - У расстрельной стены

— Младший лейтенант, товарищ комиссар Госбезопасности третьего ранга, — уточнил Матвей и добавил: — Есть кончать дурить!

— Вот и ладушки, — кивнул Медведев и снова улыбнулся, на этот раз совсем уж по-доброму и не без лукавинки. — А насчет лейтенанта я не ошибся, скажу тебе по секрету: приказ о внеочередном присвоении тебе специального звания «лейтенант Государственной безопасности» уже подписан. Так что поздравляю, товарищ лейтенант! Не хотел я раньше времени — это ведь дело начальства твоего, но раз уж так получается… А, гулять так гулять: Ежов подписал представление о награждении тебя орденом Красной Звезды — «за образцовое выполнение заданий правительства». Ценят тебя и твою работу. Ценят! И по справедливости награждают. Так что с первым орденом тебя, Матвей! По всем правилам замочить звание и орден у нас с тобой не получится, поэтому давай по рюмашке прямо сейчас…

Комиссар достал из стола бутылку коньяка, две хрустальные стопочки и плитку шоколада «Золотой ярлык». Разлил по стопкам хорошего чайного цвета коньяк, пошуршал жесткой фольгой, отламывая от пахучей плитки несколько долек.

— Ну, давай, Матвей Федотыч, за твои успехи — как сегодняшние, так и будущие! Коньячок армянский, выдержанный, думаю, ты такого еще не пробовал…

Матвей, почти не чувствуя ни вкуса, ни запаха, опрокинул в рот стопку и зажевал кусочком шоколада.

— Хороший коньяк. Генеральский, — кивнул он, вопросительно указал подбородком на пачку «Казбека» и, получив в ответ разрешающий жест, закурил. Попыхивая дымком и думая о своем, вдруг продекламировал: — «Забылся я неосторожно: теперь плачу безумствам дань…»

— Что ты там бурчишь?

— Да так, товарищ комиссар, стишок один, можно сказать, про мою жизнь…

— Ясно. А повеселей что-нибудь в репертуаре есть?

— Это вряд ли. Мне как-то все больше грустные попадаются. Вот как это, например: «По серо-усталой холодной воде уплывают последние льдинки. На упавшем когда-то церковном кресте две вороны справляют поминки…» Алексей Петрович, она все знает. Понимаете, все! Откуда, черт возьми, я просто ума не приложу!

— Понятно, — сокрушенно вздохнул Медведев, разливая по второй. — До Шекспира добрался… А ведь когда-то, помнится мне, и читал-то не без труда. Растешь! Только вот, по-моему, не совсем в ту сторону, которая правильная… Насчет «откуда» ничего сказать не могу, попросту не знаю. Но могу предположить, что кто-то из своих «настучал». Сам знаешь, что о твоей работе знают единицы — вот и прикидывай, кто мог твоей Лизавете пару словечек шепнуть… Матвей, я все понимаю — любовь, чувства, теперь такая вот трагедия. Но и ты пойми, наконец, все уже случилось, и ты ничего изменить не в силах! Ничего! Ну, никак ты не повернешь время вспять, Корнеева не оживишь, Лизу не вернешь. Тебе сейчас о себе и о деле думать надо. Наделаешь глупостей — пропадешь. Прошу, возьми себя в руки! В конце концов, у нас еще масса дел, стране, товарищу Сталину нужны такие крепкие честные мужики, как ты и я! Не станет нас, на кого ему опираться, кому доверять — Сидорову?

— Да, нужны, — машинально повторил Дергачев и вдруг спросил: — Алексей Петрович, а как вы думаете, он знает? Ну, обо всех этих…

— Перегибах, которые случаются в нашей работе? Лейтенант, я тебе просто скажу… Он поставил перед органами стратегическую задачу: убрать врагов. Но он не может и не должен стоять за спиной каждого из сотрудников и контролировать его работу! И судьбу каждого человека в стране он, конечно же, даже при всем желании отследить не в силах. И я тебе еще раз говорю об очень важной вещи: не станет тебя — на твое место придет такой, как Сидоров. Понимаешь ты это?! И эти сидоровы такого понатворят, что чертям тошно станет! Так, давай-ка по последней, и будем прощаться — и у меня работы непочатый край, и тебе маленько отдохнуть надо бы… И мой тебе совет на прощание: Лизу свою забудь! Просто вычеркни из памяти. По-человечески я тебя понимаю, но, поверь, так будет лучше. Все, лейтенант, иди!

Матвей внял совету Медведева и не стал искушать судьбу: ни с кем не делился своей бедой и не пытался узнавать о дальнейшей судьбе Лизы, понимал, что запросто может напороться на «стукача». Уж этого-то добра в системе хватало, пожалуй, каждый третий был информатором и присматривал за первым и вторым. Далее последовал бы донос, за ним — арест, а там, глядишь, и до коридора, где в уголке прячется человек с «наганом», недалеко…

Он, как обычно, исправно ходил на службу, выполнял свою непростую работу, и начальство неизменно отмечало исполнительность, дисциплинированность и сознательность просто-таки образцового сотрудника.