Сергей Зверев - Компромат на президента

– Да, задерживаться здесь не стоит. Огонь ночью виден издалека.

– Как поступить с девушкой?

Порфирьев прочертил пальцем на каменистой земле черту и тут же затер ее ногой, злорадно улыбнулся.

– А это уже тебе самому решать.

Лицо Вадима мгновенно вытянулось. Он привык только выполнять приказы. За все время работы охранником ему впервые предстояло хладнокровно решить чью-то судьбу. Одно дело – убить в схватке, когда целятся в тебя или в твоего товарища, и совсем другое – если к решению убить приходишь после раздумья и понимаешь, что выбор был за тобой.

– И как ты решил? – Порфирьев поднялся и сунул пистолет в карман пиджака, неприятная улыбка исказила его лицо.

– Она никому… – начал Вадим и осекся, не досказал, понимая, что говорит глупость.

– Тогда и не спрашивай. Хватит проколов. Ты бы об этом еще у Михаила Изидоровича спросил.

Вадим гнал машину по горной дороге и время от времени поглядывал на подсвеченный циферблат приборной панели, хотя это было лишним. Как каждый профессиональный охранник, спецназовец, он отлично чувствовал время и без часов. Мог ошибиться максимум на пару минут. Он уже понимал, что вольготная жизнь в сытой Швейцарии подошла к концу, хотя никто пока не сказал этого открытым текстом, и отлет в Москву не временный. Вряд ли ему придется вернуться сюда.

Уже третий год Вадим жил здесь, даже иногда спохватывался, что думает по-немецки и не отделяет себя от местных. Но сны ему непременно снились русские – красочные, всегда совпадавшие с сезоном. Весной снилось, как он сгребает прошлогоднюю листву возле дома родителей в Вологде или сажает с ними картошку на даче. Летом ему снилось, что купается в реке. Зимой ни один сон не обходился без снега. Было в этом что-то трогательное и одновременно тревожное. Словно кто-то невидимый, незаметный постоянно напоминал ему, что место Вадима в России, а не за границей, и все, что с ним происходит сейчас, случайно, неважно для его дальнейшей судьбы.

Свет фар внедорожника то скользил по отвесным скалам, то срывался с них и прошивал пространство над пропастью. Счетчик спидометра мотал километры. И чем ближе становился мотель, тем более нервными делались движения охранника. Он зло рвал рычаг переключения скоростей, резко, даже визжали покрышки, выворачивал руль.

Машина с выключенным двигателем послушно скатилась по спуску и въехала на стоянку. В запасе у Вадима еще оставалось четыре часа. Слишком мало, чтобы обрести спокойствие, и слишком много для того, чтобы исполнить работу. Он сидел в автомобиле и смотрел на окна мотеля. Ярко освещенный пустой холл, лампочка отражалась в латунном колокольчике на стойке. Окна номеров выходили прямо на улицу. Горело всего одно – в том номере, куда ему предстояло войти. Иногда бывает непросто сделать элементарное – открыть дверь, набрать телефонный номер. Вадим тянул с тем, чтобы прикоснуться к дверной ручке, выйти на площадку. Он, затягивая время, докурил сигарету, выбросил ее, только когда стал оплавляться фильтр. Злость на самого себя не давала сконцентрироваться.

«Пора», – сказал сам себе Вадим и вышел из машины.

По обе стороны от крыльца стояли небольшие керамические вазоны с мохнатым можжевельником. Вадим коротко постучал в дверь, никто ему не ответил, вытащив носовой платок, он обернул им дверную ручку и повернул ее, дверь оказалась не заперта. Он вошел в номер и тут же прикрыл за собой дверь. Свет горел повсюду – в комнате, в ванной, даже оставался включенным торшер у кровати.

Марта спала, по-детски подсунув сложенные ладони под щеку. Одеяло прикрывало ее до талии. Клетчатую рубашку она не сняла, только расстегнула, кожаные брюки валялись прямо у кровати. И тут Вадиму вспомнилось, как он в детстве, когда ему приходилось засыпать одному в доме, тоже оставлял свет включенным повсюду. Пружинисто ставя ноги, он приблизился к кровати, рука скользнула в карман. Девушка заворочалась, что-то пробормотала, а затем открыла глаза и тут же села на кровати, протерла глаза, на ее щеке отпечаталась маленькая пуговка манжета рубашки. Марта улыбнулась.

– Ты напугал меня, – она сказала это игриво, но вдруг вскрикнула, ее взгляд остановился на крепкой шелковой тесемке в руках Вадима.

Концы тесьмы были дважды обмотаны вокруг пальцев, а середины вполне бы хватило, чтобы обернуть шею девушки.

– Я стучал, было не заперто. – Вадим мял в руках шелковую тесьму-удавку.

Марта отодвинулась к спинке широкой кровати, прижалась к ней спиной, она не кричала, не пыталась сопротивляться, только смотрела на Вадима широко открытыми глазами. Щека ее подергивалась, подергивался вместе с ней и маленький отпечаток пуговицы с четырьмя дырочками. И Вадим не отрываясь смотрел на этот отпечаток.