Нежин рассматривал фотографии ученого в фас и профиль. Несколько снимков было сделано скрытой камерой, в движении. Две — в кафе, с сотрудником американского посольства. Никаких указаний на засекреченность документов, изъятых при попытке передачи. Это что, подразумевалось? Или работа его лаборатории курировалась секретными ведомствами?..
В копии истории болезни отсутствовали анализы; описание же их было подозрительно хрестоматийным. Что же касается анамнеза и клинической картины, то симптомы могли быть попросту перечислены врачом-психиатром, посвятившим изучению мозга не один год, к тому же, как значилось в одном из документов, проходившим практику в Институте судебной психиатрии им. проф. В. П. Сербского.
На четырех снимках Натансон был запечатлен рядом с седеющим мужчиной высокого роста, лет тридцати семи на вид. Два снимка были сделаны в Киеве на Крещатике, два других — на фоне железнодорожного полотна. Еще на двух фотографиях с Натансоном была снята маленькая женщина в скромном платье, напоминавшем форму гимназистки. Снимки были любительскими, размытыми — их изъяли при обыске. Кто она?.. Последние фотографии были отсняты милицией на месте самоубийства и могли характеризовать разве что положение тела: мертвец лежал лицом вниз.
Кто-то хорошо поработал над этой папкой до того, как архив был опечатан. Нежин попросил сделать для него копии некоторых документов и отправился в прокуратуру.
Мало-помалу, некогда милая, уютная квартирка обретала жилой вид. Тамара Александровна стирала пыль со статуэток и корешков книг, расставляла вещи по местам, будто сама наводила здесь уют, тогда, в восьмидесятом, после переезда ныне покойной («Ах, Боже мой, Боже!..») подруги. Все было просто и рационально. И сколько бы раз впоследствии, после смерти Даниила, они не пытались изменить планировку, предметы гарнитура возвращались на прежние места.
Как неумолима, как непредсказуема судьба: надо же было разлучить их именно в ту роковую неделю!
Тамара Александровна вымыла маленькую комнатку, поплакала, сидя на кухонной, сработанной Даниилом, скамейке, вынесла мусорное ведро. Повстречав на лестнице старуху Трипольскую, не поздоровалась демонстративно, знала почти наверняка, что та видела в глазок, кто ломал дверь в Валину квартиру, но молчала. Утерев слезы передником, Тамара Александровна стала укладывать материал и пуговицы, выкройки и модные журналы разных лет, вспоминая каждую юбку и блузку, пошитую ими вместе за эти годы. Инфаркта, конечно, следовало ожидать (два было уже позади, третий оказался смертельным). Хотя, когда она уезжала на дачу, Валя чувствовала себя вполне сносно; они еще затеяли сшить замысловатый осенний костюмчик на полную даму в летах, в надежде отнести его в комиссионку. В ограбление после смерти Тамара Александровна не верила. Скорее всего, грабители пришли к Вале, когда она была еще жива — их вероломный визит и спровоцировал третий инфаркт, не иначе. Непонятно, зачем только они запутывают дело? Этот следователь Свистунов посмел заподозрить даже ее, давнюю, верную и единственную подругу, стал опрашивать соседей по даче, не отлучалась ли. Хорошо, что еще не все друзья молодости покинули свои посты. Не пришли Васенька Зудин этого Тер-Азизова из областной прокуратуры, местные затаскали бы ее по кабинетам. А все из-за приезда Аарона, брата Даниила Шейкина. Да разве же могла она, Тамара Александровна, вместе с Валей принимавшая заморского гостя, рассказать кому-то об оставленных им долларах на памятник Даниилу и уход за его могилкой?! Стыд, стыд-то какой! И как только мог язык повернуться!.. Да что теперь — не нашли следов, свернули дело: ничего не пропало, это Тамара Александровна знала точно, как если бы такое случилось у нее в доме (не дай Бог, конечно). Долларов только не нашли, но кто может поручиться, что это не того же Свистунова рук дело? Пришлось хоронить самой. Сбережений, правда, не хватило на христианские похороны, кремировали Валю — вот, на тумбе от подольской машинки стоит урна — все, что осталось от подруги, от ее человеческой жизни. Такой горькой, нелегкой. Правильно, конечно, Васенька Зудин придумал, дело свернуть и не будоражить душу усопшей, ее душе там, на небесах, только больнее от всего этого. Варваров столько развелось, что от людей не отличить.
Коротко позвонили в дверь. Прийти могли из жэка — описывать квартиру. Могли и из милиции, хотя прибраться в квартире подруги ей позволили и ни о каких визитах никто не предупреждал. Мог заглянуть и Павел, муж Тамары Александровны, но он в последнее время хандрил и из дома предпочитал не выходить, даже на дачу с ней не ездил, разве что летом — погреться на солнышке, а так все больше на балконе дышал.
Читать дальше