…И снова я шел, но теперь уже под ногами была тропинка, и вела она в гору, и вокруг уже не было снега, и было лето, пусть еще прохладное, юное, но уже ветерок приносил запах трав и порой замирал на мгновение, упоенный их ароматами и ласкающий первым теплом… И я смотрел на небо, и видел впереди залитый солнцем берег, и до него оставалось немного, и я прибавил, стараясь обогнать нависшую надо мною тень… Но она следовала за мною… И еще – голос… Он раздавался время от времени, то визгливый, то вкрадчивый…
– Ты оставил что-то в прошлом… И вспомнить не можешь, и забыть – не в силах… – А потом – снова хохот, и снова слова: – Впрочем, как все. А с чего ты решил, что я – старуха?.. Я – красива… И – юна… И – беспечна… и вольна… и вечна…
…Ноги наливались свинцом, и я вдруг почувствовал себя на жестком ложе… И – был пригвожден к нему – через одежду – черным и толстым, как бревно, штырем… И мне было странно, почему раньше, мучимый тоской и бессонницей, я не замечал его… Одним движением я выдернул штырь, отбросил прочь, и он рассыпался на сотни мелких черепичных осколков…
…И – услышал другой голос и другие слова… «Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не возносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…» [28]
…И – идти стало легко. Дорога шла в гору, все выше и выше, травы ласкались к ногам, солнце заливало все пространство вокруг, и мне сделалось совсем тепло… И я поднялся на холм, и прошел мост, и еще один, и еще… И на душе стало легко и спокойно, как бывало лишь в далеком-далеком детстве…
И я – уснул.
Вскинулся я разом – сел на кровати и пытался понять, что на этот раз заставило меня проснуться… Крик? Нет, не слышал я ничего, просто почувствовал, будто кто-то тихонько, одними губами произнес мое имя… Я бросился в комнату Ани – она была пуста.
Нежданная тоска защемила сердце… И причина тому – проста: женщины бывали со мною столь часто неискренни, что… Была ли искренна Аня? Да. Но, может быть… «Она все себе просто выдумала… Как я выдумываю музыку…» И при пробуждении все произошедшее рассеялось для нее, как сон?.. И – отчего я грущу? Ведь то, что уже случилось, так и останется со мною навсегда и никто не в силах это отнять… И все же, все же…
На столе я увидел записку: «Ты спишь еще дольше, чем я. Мне позвонила старая знакомая и успокоила насчет отца. Он – нашелся. Мы скоро будем, и вы познакомитесь. Еще – я хочу сделать тебе подарок. Люблю. Аня ».
Записку я прочел несколько раз, пытаясь убедить себя в том, что слова, начертанные твердым ученическим почерком, – все объясняют, расставляют по местам, и тревога моя тщетна, и все жутковатые сны сбываются наоборот… Но ничего не получалось. Беспокойство нарастало и становилось почти паническим… Я тряхнул головой. И снова вспомнилась старуха и ее визгливый голос: «Я заберу у тебя то, что ты уже считаешь своим…»
По комнате я заметался, как по клетке. Слегка задел сложенные стопкой листы, они – рассыпались по полу… И я – замер.
С пола, прямо на меня, смотрел Алеф. Лицо его было жестким и рельефным; на вытянутой ладони он держал стеклянную пирамидку, и блики ее граней отражались в его зрачках и делали взгляд пустым и бессмысленным… Рисунок был совсем свежий.
Аня где-то видела его, и он запомнился ей настолько, что она его нарисовала?..
За спиной Алефа, подобно черной тени плаща, плавали нетопыри со страшными псиными и свиными рылами, а слева застыла химера – с задумчивым и злым лицом и сложенными костистыми крыльями…
По спине у меня пробежал холодок – столь пугающим было это изображение… И если мир красивой юной девушки порою таков…
«Что ты стряпаешь, старуха?» – «Зеркало. Заглянуть не хочешь?» – «Нет». – «Умный».
«Личина» – это маска, за которой люди скрывают свое лицо на карнавале. А «личность» – это маска, за которой люди скрывают пустоту своей души».
«Я изображала вовсе не людей. Я пыталась написать зависть и жадность. В виде людей. А как это еще можно изобразить?..»
«Это… наваждение снова вернулось. И мечешься, и не можешь уснуть, пока не выпишешь все, что… Словно это твой долг или повинность. И рисунки получаются – как сны, но сны кошмарные… И я их жгла. Потому что… я их боюсь».
«…Я маялась, но созданные мною миры и люди были или странно красивы, или странно пугающи… И я – отступилась. Потому что жизнь там, на другой стороне земли, спокойна, самоуверенна и монотонна…»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу