Петр Катериничев - Повелитель снов

«Мы ведь сейчас с обратной стороны амальгамы…»

«Ты не боишься порой своих снов?» – «Снов не боятся только те, кто уверен, что окружающей реальностью исчерпывается весь этот мир».

Но откуда она знает Алефа?

Жажда что-то предпринять, найти Аню, защитить заставляла меня куда-то нестись, но – какой смысл нестись в бесконечность? Я присел, прихватил губами сигарету, закурил, жадно затянувшись… Что-то брезжило в моем сознании, но я никак не мог ни понять этого, ни ухватить…

Стал рассматривать другие листы. На них были диковинные существа, похожие на людей, и люди, похожие на диковинных персонажей… И был одинокий музыкант на площади, и листья вихрились у его ног ветреными водоворотами, и сам он казался ломким и хрупким, как жесткий яблоневый прутик, уже успевший вырасти, но так и научившийся прогибаться под толщей – снега… тоски… равнодушия… И он творил музыку, как люди творят печаль, и жил в ней всегда…

Мне вспомнилась эта песня, и как мы пели ее в душной и чужой южной ночи, и Аскер сидел рядом, внимательно слушая… Слушая, но не подпевая… Слушая… Слова!

Да! Аскер был начисто лишен музыкального слуха, настолько, что не отличал мелодию «Подмосковных вечеров» от песен всех советских композиторов, вместе взятых! Он был не просто немузыкален – он был полный и абсолютный слуховой дальтоник, и мир звукавых гармоний был для него тем же, чем для слепого – мир Куинджи, Рериха или Ван Гога! Он был для него черным – нет! – серым квадратом Малевича!

«А с чего ты решил, что я – старуха?.. Я – красива… И – юна… И – беспечна… и вольна… и вечна…»

А дальше… Вспомнилось вдруг общеизвестное, – люди на девяносто пять процентов воспринимают мир зрением, на все остальные органы чувств приходится всего пять…

И оттого – Аскер выстрелил в телевизор? Словно оттуда на него надвигалось нечто, что угрожало его жизни и почти поглотило ее… Обладая исключительной волей, он сумел сконцентрироваться и – выстрелить… Чтобы… показать нам, откуда исходит угроза?

Изображение? Цвет? Слова?.. А что, если человеку показать его самого, но так, как он не ожидал… И он видит себя эдаким монстром и – устрашается настолько, что… Для него словно конструируют отражение в зеркале, но такое, что все его детские и забытые страхи оживают и – уничтожают, уничижают, стирают, нивелируют все, заботливо выстроенное воспитанием и образованием, и человек видит себя дрожащей, уязвимой и беззащитной тварью… А нетопыри уже хлопают перепончатыми крыльями, и скалят рыла, и касаются цепкими коготками сердца… И хочется убежать в темноту и покой, в то, что кажется в этот момент темнотой и покоем… В смерть.

«Что ты стряпаешь, старуха?» – «Зеркало. Заглянуть не хочешь?.. Мы ведь сейчас с обратной стороны амальгамы… Не знаю, как ты забрел в эти места, странник… Наверное, оставил что-то в прошлом… И вспомнить не можешь, и забыть не в силах…»

«Ты знаешь, отчего умерли все те, что… У них исчезли надежды. Чаяния. И они – отчаялись. Ты ведь знаешь, как это бывает…» Да. Я знаю.

Отчаяние наступает тогда, когда жажда победы становится нестерпимой.

Думать. Я заварил крепчайшего чая и прихлебывал, не чувствуя горечи. Вернее, горечь была, но – другая…

Посмотрел на часы: около десяти. Считать, что сорок минут я спал? Или прилег только затем, чтобы увидеть старуху, что считала себя юной? Или девушку, превратившуюся в старуху? Что творила в котле зеркальную амальгаму? Или – оборотную сторону мира сего?..

Записка… «Мне позвонила старая знакомая насчет отца. Он – нашелся». Или – не терялся? И все – хорошо? И мне нужно просто сесть в такси, потом в самолет, вернуться в Москву и – выспаться… И – видеть сны… И – размышлять о жизни и бессмертии… И грезить подвигом… И забыть этот смытый волнами город…

Я набрал номер Ани. Длинные гудки. Семь… Двенадцать… Девятнадцать… Никого.

Тревога… «Я же вижу… Тебе тревожно и муторно… Настолько, что ты не можешь сдвинуться с места! Ты оставил что-то в прошлом… И вспомнить не можешь, и забыть – не в силах. Как все».

Как все… Как все… Как все… «Люди знают только то, что могут себе представить. И оттого не ведают, что творят. Стряпают свою жизнь из ошметков, обрывков, обмылков… И тоскуют, и скучают, и пережидают ее – нудно, а терпят…» – «А что стряпаешь ты, старуха?» – «Зеркало».