Олег Приходько - Один в чужом пространстве

— Та мог бы, чого ж ни? — Толик сдвинул тирольку на лоб и поскреб в затылке. — Розшукаты його трэба.

Говорил он неуверенно, это меня насторожило:

— Он живет не в Киеве?

— Та ни, кыйивськый вин…

— Он участник конгресса?

Толик посмотрел на меня, как на придурка, улыбнулся:

— Та кому вин на цьому конгрэси потрибэн?.. Он там знайомых шукав. У мэнэ двадцать пьять карбованцив заняв, та и пишов. Пье дуже цэй хфизык. Горилку пье.

Это было и хорошо, и плохо. Плохо не только для физика, но и потому, что его можно было не застать в здравом уме и твердой памяти. Хорошо — потому что из пьющего легче вытянуть нужную информацию.

— Дэсь був телефон… — Толик достал из кармана потрепанную записную книжку,

— Вызвони его, Толик, — попросил я. — Очень нужно!

— Ага, ось… Корзун Александр Иванович, доктор физычно-матэматычных…

— Доктор?! — сочетание столь высокой научной степени с пристрастием к алкоголю и выпрашиванием четвертаков у знакомых администраторов произвело на меня ошеломляющее впечатление. — Звони!

Я купил две белые и одну красную розы на длинных ножках и вернулся к Толику.

— Отвезешь меня в какое-нибудь тихое кафе с выпивкой. Есть тут такое?

— Як грязи! — заверил он.

— Пригласи его под любым предлогом.

Мы вышли на улицу, где среди множества машин стояла знакомая 17–24. Я скрылся в салоне; Толик направился в телефонную будку. Говорил он долго — это обнадеживало, по крайней мере, означало, что физик дома и в состоянии ворочать языком. Отъехала грязная «победа», перекрывавшая обзор, и я увидел импресарио в будке. Поймав его взгляд, быстро щелкнул себя по подбородку, полоснул ребром ладони по шее, растопырил большой и указательный пальцы, что на языке, понятном во всем мире, означало: «Пусть не сомневается: напою под завязку!» Толик кивнул…

— Усэ гаразд! — сказал бодро, вставляя ключ в замок зажигания.

— Спасибо.

— Та нэма за що, — повернувшись назад, он аккуратно вывел «волгу» со стоянки и выехал на улицу. — Я вас в кафе отвезу, вин як раз там рядом живэ.

— Как он выглядит, этот Корзун? Импресарио задумался, пожал плечами:

— Такий… лет пятьдесят, вэлыкый, сывый. В окулярах… Та я ж вас познайомлю!

— Нет. Ты там не маячь. Я его сам узнаю.

Толик свернул на площадь и стал забирать круто вверх по булыжной мостовой.

— А вы в милиции працюетэ? — не удержался от вопроса.

Либо он был простаком, либо — хитрецом. Я склонялся к первому, но, скорее всего, в нем уживались тот и другой. Такие умеют вертеться, не зарываются, у них масса знакомых — талант общения позволяет им легко обрастать нужными связями и пользоваться расположением. Думаю, и химик знакомый у него бы нашелся, а уж завмаг местного супермаркета наверняка лучший друг! Их свобода и независимость держатся на двух главных качествах, покладистости и неспособности обижаться. Я люблю таких людей, с ними легко и просто.

— Не совсем в милиции, — ответил ему, — хотя и рядом.

Проникшийся сознанием важности и секретности своей миссии, он многозначительно кивнул и покосился в зеркальце заднего вида…

Кафе, у которого мы остановились, размещалось в полуподвальном этаже «сталинского» дома и называлось «КАШТАН» (что у меня тут же трансформировалось в «кафешантан»).

— Жене отвези, — отдал я Толику пакет с фруктами.

— Та нэ трэба, хиба ж вона витаминив нэ йисть! — запротестовал он, покраснев от смущения.

— Бери, бери, куда мне с этим?.. А цветы Валерии отдай.

— Ну, спасыби…

Я оглянулся по сторонам, выскользнул из машины.

— Слушай, Толик, — наклонился к окошку, — ты через часок не освободишься?

Он посмотрел на часы.

— Зараз мэни Валерию Брониславну на рэпэтыцию пидкынуты трэба, — сказал уклончиво.

— И ладно! Подкинь, а потом — я тебя прошу! — подожди нас с Корзуном… вон там, идет?

Мне было неловко использовать его в качестве личного шофера, но не болтаться же по центру города средь бела дня! Дальнейшие планы целиком зависели от предстоящей встречи. Проводив «волгу» взглядом, я скрылся за тяжелой дверью «кафешантана».

Всякое общество нуждается в людях, работающих в пограничной зоне нравственности…» Это я у одного американца вычитал. Уж и фамилию его позабыл, а цитата в башке балластом засела.

Бармен у стойки в затемненном углу лихо орудовал шейкером. У него с нравственностью полный порядок: если где и не дольет, разбавит, девчонку приятелю за пару долларов подложит — так это ж не роскоши ради, а существования для. Бармен хорошо знает, что никакого государства нет, а и было — не спрашивало: «Как там у тебя, брат, дела, не нуждаешься ли в чем?»