Сергей Зверев - Перо и волына

– А кому им верить – тебе или таким, как ты? Что ты можешь им дать?

– Свободу, не ограниченную рамками стойла, майор. Жаль, что ты этого не можешь понять. Тебе бы хотелось снова загнать всех за красные флажки и отстреливать каждого, кто рискнет вырваться на волю.

– Твоя свобода смотрит на меня из дула пистолета. Вы сильны только над безоружными! Да только я тебя не боюсь, потому и говорю откровенно, понял?

Жиган на мгновение задумался, потом внимательно посмотрел на пистолет, опустил его и отшвырнул в сторону.

– Теперь мы равны, майор.

– Все, что я сказал тебе здесь, ты унесешь с собой в могилу!

С перекошенным от злобы лицом Турченко бросился на Панфилова. Хотя Жиган был выше ростом и крупнее, противнику удалось отбросить его к противоположной стене.

Майор дрался с отчаянием обреченного на смерть гладиатора. Он успел нанести Жигану несколько сильных ударов в грудь и голову, но долго противостоять сопернику не мог. Ненависть заставила его потерять контроль над собой и обрекла на поражение.

Жиган ответил сначала ударом правой в переносицу, затем врезал майору носком ботинка в промежность.

Но Турченко с упорством маньяка наседал на Константина. Не обращая внимания на боль, от которой обычный человек уже давно потерял бы сознание, майор раз за разом бросался вперед. Это был серьезный противник, который не собирался дешево отдавать свою жизнь. По-бычьи наклонив голову вперед, он старался прижать Панфилова к стене.

Жиган блоком левой закрыл от удара собственный висок и вложил все силы в прямой правой по солнечному сплетению майора. И все-таки удар получился не концентрированным, когда соперник с проломленной грудной клеткой медленно оседает вниз, а смазанным, просто отбрасывающим врага назад.

Турченко отлетел в угол, завалившись спиной на стойку с круглыми металлическими «блинами» для штанги. Не обращая внимания на боль, майор схватил тяжелый стальной диск и швырнул его в Жигана.

Панфилов успел увернуться. Снаряд с грохотом покатился по деревянному полу. Жиган метнулся к противнику, который попытался в прыжке дотянуться до пистолета, лежавшего в двух метрах от него.

Жиган оказался у стойки с «блинами» в тот момент, когда Турченко дотянулся до оружия. Времени на раздумья не оставалось. Жиган выхватил из стойки круглый стальной «блин» и швырнул его во врага, словно дискобол. Турченко, полулежа у стены, вскинул пистолет и нажал на курок. В этот момент тяжелый диск угодил ему в голову, снеся верхнюю часть черепа.

Майор, выронив пистолет, упал на бок. Кровавая каша из его развороченного черепа выплеснулась на деревянный пол тренажерного зала.

Только сейчас Жиган почувствовал боль в левом боку. Опустив голову, он увидел, как на рубашке, чуть пониже ребер, расплывается красное пятно. Зажимая рану пальцами, сквозь которые сочилась кровь, Панфилов побрел к выходу. У двери он оглянулся и бросил взгляд на место схватки.

– Волки…

Осень в этом году пришла ранняя. Уже в середине августа подули холодные северные ветры, зачастили стылые, муторные дожди, которые порой не прекращались сутками. Конец лета получился каким-то смазанным, неопределенным…

Таким же смазанным и неопределенным казалось Константину его собственное будущее. После смерти верного товарища и крепкого профессионала Владимира Семенкова, державшего в своих руках все нити трудной, ответственной работы, Панфилов остался наедине с многочисленными проблемами. Главной из них – в этом Жигану сомневаться не приходилось – будет более чем пристальное внимание городских правоохранительных органов к его персоне, а это свяжет его по рукам и ногам.

После того что случилось в этот проклятый вечер, Жиган намеревался бежать из города. Ему казалось, что нужно исчезнуть, залечь на дно, затеряться, хотя бы на некоторое время, в большом городе, раствориться в одном из московских микрорайонов, переждать смутные дни, а может быть, недели, чтобы прийти в себя, собраться с мыслями, восстановить силы, залечить рану, которая, к счастью, оказалась сквозной. Он не знал, что будет делать после этого, но надеялся на судьбу и удачу…

Он уже собирал вещи в своей городской квартире, когда раздался телефонный звонок. Какой-то незнакомый мужской голос захотел услышать гражданина Панфилова. Сначала Жиган хотел было бросить трубку, проклиная себя за то, что вообще подошел к телефонному аппарату. Но затем какое-то внутреннее предчувствие заставило его осторожно сказать: