Джек Хиггинс - Последнее место, которое создал Бог

Тут я абсолютно ничего не мог поделать и должен был принять, как все другие, и все же, когда сержант подошел ко мне и завинтил оковы на щиколотках, у меня мелькнула мысль, что это последний гвоздь в крышку моего гроба.

Пошел дождь. Они оставили нас на открытом месте еще на час, за который мы промокли до нитки, — тупая жестокость, с которой теперь, очевидно, придется часто сталкиваться. Наконец нас построили в колонну, и мы, шаркая ногами по земле, потянулись к докам.

На углу площади в кафе и баре сидели люди, пили кофе и аперитивы перед завтраком. Многие из них привстали, чтобы лучше видеть нас, когда мы, звеня цепями, проходили мимо.

Внезапно мне бросилось в глаза лицо Хэннаха; стоя позади, он возвышался над толпой. В правой руке он держал стакан с чем-то и приподнял его в молчаливом тосте, а потом поспешно скрылся в помещении.

Мы провели трое суток в трюме старого парохода с задним гребным колесом, который ходил вверх по реке раз в неделю, останавливаясь у каждой деревни и подходя к самым маленьким причалам. Большинство вольных пассажиров из-за жары ехали на палубе и спали в подвесных койках. А нас охрана выпускала подышать воздухом только раз в день, обычно вечером, но, несмотря на это, два старика все-таки умерли.

Один из узников, маленький человек с лицом, похожим на пересушенную кожу, и преждевременно седыми волосами, уже отсидел семь месяцев в Мачадос в ожидании суда. Он нарисовал нам ужасающую картину сущего ада на земле, кладбища, где царил хлыст и люди умирали как мухи от плохого содержания и болезней.

Но для меня вполне хватало и настоящего. Это был ночной кошмар, нечто нереальное. Я нашел в трюме дальний темный угол, забился туда и просидел пару дней в каком-то оцепенении, не веря, что все происходит со мной на самом деле. Но, Бог тому свидетель, я никак не мог отгородиться от боли, мерзости и голода. Реальность проявлялась в каждой жестокой детали, и это Хэннах ввергнул меня сюда.

Мунро всячески старался поддержать меня, он терпеливо разговаривал со мной, даже когда я отказывался отвечать, снабжал меня сигаретами, пока не кончилась та пачка, которую я ему дал. В конце концов с чувством какого-то отвращения он оставил попытки разговорить меня и удалился, шаркая ногами, а я запомнил его последние слова:

— Извините, сеньор, но я вижу, что говорю с человеком, который уже мертв.

Его слова вернули меня к жизни. Вечером на третий день меня разбудил звук открываемого люка. Поднялась общая суматоха, каждый хотел первым оказаться на свежем воздухе. А заключенный, лежавший рядом со мной, все еще спал, тяжело привалившись головой к моему плечу. Я оттолкнул его, он медленно отвалился, но продолжал лежать.

Мунро пробился ко мне и опустился на колени. Осмотрев моего соседа, пожал плечами и поднялся на ноги:

— Он уже часа два или три как мертв.

Меня всего передернуло, будто смерть несчастного коснулась и меня тоже. Кто-то закричал, и охранник спустился вниз по трапу. Он небрежно осмотрел тело, а потом кивнул Мунро и мне:

— Вы, двое, поднимите его на палубу.

Мунро предложил:

— Я стану на колени, а вы положите мне его на плечи. Так будет проще всего.

Он опустился на колени, а я стоял охваченный ужасом, сама мысль о том, что мне надо прикоснуться к телу, внушала невыразимое отвращение.

Охранник с привычной для него жестокостью ударил меня дубинкой по лопаткам:

— Поворачивайся, мы что, целый день будем тут стоять?

Кое-как я взгромоздил тело на плечи Мунро и пошел за ним по трапу, звеня цепями о деревянные ступени. На палубе оставалось всего с полдюжины пассажиров, все они уютно устроились под тентом на носу, наслаждаясь легким дуновением бриза. Заключенные толпились на корме, а двое охранников, развалясь на крышке люка, курили и играли в карты.

Один из них посмотрел на нас, когда мы приблизились.

— Давайте его за борт, — приказал он. — Да бросьте подальше, чтобы он не попал под гребное колесо.

Я взял мертвеца за ноги, а Мунро за плечи. Мы раскачали его и перебросили через поручни. Послышался всплеск, ибисы поднялись вверх красной тучей, и воздух заколебался от взмахов их крыльев.

Мунро перекрестился, а я спросил:

— И ты еще веришь в Бога?

Он удивился:

— Но что Бог может здесь поделать, сеньор? Это все люди, и только люди.

— У меня есть друг, и я хотел бы, чтобы вы когда-нибудь встретились. Думаю, что вы сразу найдете общий язык.

У него оставалась еще одна сигарета. Он попросил огня у охранника, и мы отошли к поручням, чтобы вместе выкурить ее. Мунро хотел было присесть, а я сказал: