— С-суки!.. — произнес сквозь зубы и задрожал.
Каменев понял, что пора вступать в игру.
— Значит, так, старший лейтенант, — заговорил официальным тоном, — пиши протокол!.. «Ручка «Паркер» с золотым пером и футбольной символикой принадлежала гражданину Ариничеву Анатолию Марковичу, обнаруженному мертвым на Измайловском бульваре…» Написал?.. Пиши дальше: «По свидетельству вдовы Ариничева Лидии Петровны Ариничевой, он носил ручку в портфеле из крокодиловой кожи, похищенном в момент убийства…»
Написал?.. Далее!.. «Вместе с ручкой из портфеля была похищена дискета, содержавшая сведения, имевшие государственное значение, в связи с исчезновением которой Федеральной службой безопасности по распоряжению Генеральной прокуратуры Российской Федерации проводится широкомасштабная операция «Перехват»…» Написал?.. Дальше!.. «Ручка «Паркер», опознанная вдовой убитого Ариничева, обнаружена в кармане Туркина по прозвищу Турок… такого-то… во столько-то… во время совершения им преступления, предусмотренного частью 2 статьи 145 Уголовного кодекса…»
— Ладно, не вешай! Не вешай, начальник! — закричал Турок. — Я никого не убивал! Я в «мокром» не замешан!.. Знать никакого Ариничева не знаю, слышь?! Не знаю! Не знаю! Меня там не было, меня в тот день вообще не было, я спал!
— В какой день, Турок? — спросил Иванов. — В какой день-то?
Турок осекся, ошалело посмотрел по сторонам; сержант встал на изготовку, на случай, если ему придет в голову раскроить себе череп об угол стола.
— Слышал я о том, что кого-то на лавочке замочили, — окончательно сник Турок. — Только про то, что это его ручка, ей-Богу, не знал!..
— Не божись, а то до утра не доживешь, — посоветовал Филимонов. — Если не покажешь мне завтра пацана — поедешь в Лефортово. Понял? Там проверят, где ты в «тот день» был и с кем спал.
Каменев кивнул Иванову.
— Увести, — приказал следователь.
— Встать! Выходи!..
Как только за конвоиром затворилась дверь, Иванов скомкал листок, на котором «под диктовку» писал: «Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя, То как зверь она завоет, То заплачет, как дитя…»
— Ну, Коля, — посмотрел на Филимонова Каменев, — найдешь пацана — считай, что место сторожа в «Шерифе» за тобой зарезервировано!
Решетников в это время находился на берегу Пахры в сорока трех километрах от Москвы, в революционном городке Подольске.
Дом, где жила Люсьена Воронова, он нашел достаточно быстро, но хозяйку не застал. Соседка Вороновой сказала, что она в церкви, и это немало удивило Решетникова. Он не знал жертву Богдановича в лицо, иначе бы встретил ее после службы, а потому отправился колесить по Подольску, не столько рассматривая достопримечательности, сколько (в который уже раз!) вслушиваясь в допрос, учиненный Кокориным директору «Моспродуктсервиса»; голоса их почти беспрестанно звучали из магнитофона в салоне «Жигулей»: ГОЛОС КОКОРИНА: «Поезда — это ваша слабость?» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Нет, моя слабость — самолеты. А поезда — моя сила». ГОЛОС КОКОРИНА: «Поясните». ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Я не понял вопрос». ГОЛОС КОКОРИНА: «Почему вы не полетели самолетом? Поезд в Архангельск отправляется в двенадцать часов десять минут. Таким образом, у вас выпадал целый день. Вы же деловой человек, Леонтий Борисович. Экономили на билете?» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Во-первых, поездка в спальном вагоне действительно доставляет мне удовольствие. Во-вторых, в самолете меня укачивает…»
«Но назад ты вернулся самолетом, — подумал Решетников, объезжая по кругу главный корпус механического завода имени Калинина. — Хотя, получив известие о смерти жены, не мог поступить иначе».
«…То есть не то, что я не летаю вовсе, но потом целые сутки требуются, чтобы прийти в себя. В-третьих, в случае задержки рейса я мог потерять больше».
Отношения торгаша с транспортом более всего занимали Викентия. И поезд-самолет, на что Кокорин обратил пристальное внимание, и автомобили: два автомобиля на семью, а на вокзал его отвозил водитель… ГОЛОС КОКОРИНА: «В среду двадцать второго вы поехали на вокзал в служебной машине?» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «А как же иначе?..»
«Как же иначе, как же иначе», — мысленно передразнил его Решетников. Дальше он слушать не стал — все помнил наизусть, даже номер вагона поезда Москва — Архангельск, которым торгаш отправлялся в командировку.
Чем дольше он слушал допрос, тем больше убеждался, что Кокорин — следователь-ас; многие вопросы, поначалу казавшиеся Решетникову лишними, вовсе таковыми не являлись. По всему, Алексей Михайлович готовился к встрече основательно и выстраивал допрос, проверяя вполне определившуюся версию. Вот и саженцы, о которых Кира говорила знакомой, не ускользнули от него, и визит Богдановичей на дачу накануне отъезда, и какие-то мелкие хозяйственные работы, о которых рассказал сосед по даче Ребров.
Читать дальше