Эльмира Нетесова - Подкидыш

— А ты с ней после этого виделся? — изумился Колька.

— Вишь, они меня в подвал сбросили, до ночи. Чтоб я там кровями изошелся и накрылся. Но со мной кенты были, с какими в бега сорвался. Они и выручили. Вломились к вечеру. И пахана в клочья пустили. И ее прижали. Указала, где канаю. Меня достали. Я уж без сознанья. Ее тут же на «перья» взяли. На ленты распустили всю, как есть. Так и не нашмонали, где кубышку притырила…

— После нее не имел баб?

— Упаси меня, Господи, от этой заразы! Я их только пользую. Но не имею. Не дольше, чем на ночь, если смачная. А уж на подольше — натуру мутит от них!

— Да разве только Макарыч? Тут половина мужиков из-за бабья сроки тянет! — подал голос мужик, засидевшийся у стола.

— Вот и у меня была лярва! Не красавица. Обычная лахудра. Как и все. А тут мой сосед ей приглянулся. Схлестнулась. Я их на горячем накрыл. Ну и отправил ее гулять. Правда, через окно. С шестого этажа. Думаешь, сдохла? Хрен там! Только ноги поломала. Транда — в целости! Зато меня в тюрьму! А она с соседом и теперь кувыркается. Хоть трое детей. Старший сын ко мне в зону от ней запросился! — выдохнул мужик на стоне.

— А моя как отчебучила? С моим другом, в сарае… Я ее за космы с сена сорвал и в угол мордой. А там коса висела. Все рыло искромсало ей. Так она наплела, что я ее ножом порезал. И поверили в суде. Теперь спилась. Обоих детей у нее в приют забрали. Ворочусь, все заново начинать придется, — рассказал мужик с соседней шконки.

— Это еще что! Ваши хоть с чужими! У меня и вовсе. С моим отцом спуталась. Три года… И если бы не мать… Она уже не выдержала позора. Выдала обоих. Я и добрался. Озверел. Обоих ночью на сеновале топором изрубил в куски. Вся деревня за меня вступилась. Мол, как иначе? Но судья, сука!

Все трепалась про закон и неприкосновенность личности! Вот только про мою душу запамятовала! А в доме дочка осталась. Не знаю, может, сестрой доводится. Теперь уж в школу пошла. Мать растит. Все равно родная…

— Оно, вишь, не только у тебя в судьбе замете- лило. Всех достало паскудство бабье! Может, кто с нас и давал в жизни левака, но по семье это не било. Детву не сиротили. А эти… Нет, Колька, вырви с души заразу. И никогда ни одной не верь!

Калягин работал на погрузке три месяца. Его уже не удивляло, почему никто из заключенных не ждет писем с воли. Никто по выходным не смотрит в красном уголке фильмы о любви. Обкрадённые, обманутые, они смотрели с презрением даже на газеты, где иногда проскакивали фото женщин и девушек.

Николай вскоре втянулся в новую работу. Приобрел сноровку, перестал уставать. И в выходные общался с зэками, слушал их рассказы, делая для себя выводы на будущее.

Вскоре Макарыч решил перевести его в цех. И Колька стал разбираться не только в сорте бумаги, но и в том, как она делалась.

Прошло полтора года. Николай радовался, что в этой зоне администрация не звереет, доверяет заключенным. Не бросает в шизо по поводу и без него. Да и сами зэки старались. Следили за качеством бумаги. Ведь от этого напрямую зависели их заработки. На счету Калягина появилась неплохая сумма, увеличивающаяся с каждым месяцем. Он уже прикидывал, что сможет купить себе на воле.

«Куртку, костюм, шапку, ботинки, рубашки… Стоп! Еще плащ нужен! — сверял сумму и радовался: — Даже на жизнь остается. Надо побольше собрать, на первый случай».

Вспомнил, как понадобились деньги, когда его выпустили из зоны в первый раз. «Ну, уж хрен! На этот раз тебе, Ольга, ничего не обломится!» — вспомнил старшую сестру.

«А стариков сам навещу… — подумал напоследок. — Съезжу к ним, как только освобожусь».

А на следующий день своим ушам не поверил, что позвали в спецчасть за письмом.

— Перепутали. Мне неоткуда ждать! — отмахнулся равнодушно. Но в рупор была повторена фамилия.

— Получите, — протянул вскрытое письмо оперативник и тихо, сочувственно вздохнул.

Колька удивленно развернул сложенный вчетверо листок бумаги, побежал по строчкам:

«Здравствуй, Коля! Я понимаю, как удивишься, получив это письмо. Я так долго разыскивала тебя! Еле нашла. Конечно, ты и теперь обижаешься на меня за случившееся. Да и есть за что. Я виновата в твоей беде. Но кто знал заранее, что все так повернется? За свое я уже наказана с лихвой. За неверность получила измену.

И теперь живу с двумя детьми одна. Кроме Павлика, ращу дочку. Ее отец ушел к другой женщине, оставив нас полгода назад: Моя мама уехала в деревню. И мы живем втроем на одну зарплату. Ее ни на что не хватает. А Павлику в этом году надо идти в школу. У меня голова трещит от забот. Где я найду денег на форму, на пальто и куртки? Сын растет. Вся одежда и обувь горят на нем, как на костре. Я не успеваю за ним. Помоги, если можешь, хотя бы собственному сыну! Мне больше не к кому обратиться за помощью. Ты у него единственный родной человек, какой может позаботиться. На стариков, твоих и своих, надеяться не стоит. Они сами еле сводят концы с концами. Если у тебя осталась хотя бы капля отцовского тепла — помоги Павлику! Может, время еще помирит нас с тобой. Я по-прежнему люблю тебя! Арпик…»