Константин Козлов - Алмазы для ракетчика

Давыдов, финн и Расул просидели в засаде около получаса, когда наконец раздался приглушенный расстоянием хлопок и над пространством между сопкой и берегом вспыхнул белый дрожащий свет. Расчет Давыдова оправдался. Услышав сзади и сбоку выстрел сигнальной ракеты, шедший первым человек инстинктивно бросился вперед и попал на вторую растяжку. Пять ярко-красных огненных шаров СХТ с визгом полетели вдоль тропы параллельно земле. Для четырех человек старт второй ракеты был равноценен выстрелу в упор зарядом картечи. Вслед за вторым хлопком до сопки донеслись крики боли и ужаса. В мерцании качающегося на парашюте осветительного патрона лейтенант и его дозорные увидели мечущихся на тропе людей. Один из пяти зарядов попал кому-то в туловище и догорал в ране. Обезумевший от боли человек с воем катался по земле, еще кого-то сбило с ног. Через мгновение крики стихли, раненый перестал шевелиться. Второй пытался встать, но всякий раз заваливался набок. Двое уцелевших были полностью деморализованы, и лишь через минуту они подняли оставшегося в живых товарища и побежали обратно.

— Огонь, пока патрон не погас! — закричал Давыдов, ловя одного из мечущихся на тропе на мушку. Вспомнив убитого и брошенного в мусорную яму солдата, лейтенант не испытывал ничего, кроме ярости и мстительного удовлетворения, отправляя пулю за пулей в убегающих. Слева и справа мелькали вспышки выстрелов Расула и Алвара. Один из бегущих упал и снова вскочил на ноги, но в слабом дрожащем свете было не разобрать, попали в него или он просто споткнулся. Догорающий патрон снижался, и вскоре убегающие оказались вне образуемого им светового круга.

— Что случилось? — прибежал услышавший пальбу Кудрявых. — На нас напали?

— Пытались, — ответил старшина. — Теперь не скоро сунутся, двоих точно задели, а может, и третьего…

— Ну, теперь они попробуют вести с нами переговоры… — подвел итоги Давыдов.

Начали подходить и малость пришедшие в себя местные сомнамбулы.

— Ну что, очухались? — встретил их вопросом старшина.

Бойцы загомонили, вперед выступил очкарик:

— Товарищ лейтенант, что нам делать?

— Вы как, не уснете на ходу?

— Уже лучше, отпускает помаленьку…

— Ну что ж, несколько часов мы выиграли. Теперь все зависит от нас.

Давыдов собрал военный совет, наступило время решать, как быть дальше. Жизнь всей группы зависела от быстрых и слаженных действий. Теперь офицер остро почувствовал нехватку опыта, в училище не готовили к действиям в таких условиях. Это вам, товарищ лейтенант, не на картах в классе тактики упражняться. Неизвестна даже национальность то ли бандитов, то ли диверсантов. Второй пленный проронил одну английскую фразу в момент задержания, но больше не реагировал на вопросы на этом языке. Между собой пленные говорили не по-английски, в этом Давыдов был уверен на все сто, недаром в училище имел по «инглишу» только отличные оценки, хотя разговорный курс сводился к вопросам: «Ваше звание, фамилия, должность? Годится ли этот брод для тяжелой техники?»

Язык диверсантов (до уточнения обстоятельств Толик решил считать пришельцев диверсантами) на английский не походил ничуть. По словам Алвара, он не был и скандинавским, финн немало поколесил по Швеции, Дании и Норвегии.

— Похоже на голландский, но они очень мало говорили, я не успеть точно определить.

Воин в очках сообщил, что речь диверсантов очень похожа на немецкую.

— А ты кто, филолог-германист? — ревниво осведомился у очкарика Мишка Кудрявых. — Мы в Бауманке тоже немецкий учим, так я со своим техническим переводом ни фига не понял,

— Я немецкую школу окончил, — гордо доложил очкарик.

— А чего же ты тогда здесь, а не в инъязе? — съехидничал Мишка.

— Хотел в высшую школу КГБ, а туда только после армии…

— А теперь хлебнул армейских приколов и расхотел? — «доставал» Кудрявых очкарика.

— А теперь — не твое дело…

Нервишки у народа были на пределе. Лейтенант обвел взглядом лица солдат. Глаза у большинства удивленные, а не напуганные, обычные физиономии вчерашних школьников. Только у Алвара на широкой финской физии запечатлена готовность к действию и вера в мудрость начальства. То ли начальство у них в Европе всегда знает, что делает, то ли дураки в начальники не выходят. Наши вот мандражируют, а этому хоть бы хны, спокоен, как утес, хотя нога болит, наверное. Правда, и возраст у него другой, постарше Давыдова будет.

— Ну вот что, — начал Давыдов, — мы в обороне. Деваться, некуда.