Том Клэнси - Радуга Шесть

— Отправляйте экипаж к вертолету, — тут же распорядился Динг. Через три минуты автомобиль, покрашенный в характерные цвета австрийской полиции, подъехал к вертолету. Два пилота вышли из него и поднялись в свою винтокрылую машину. Машина сразу уехала. Еще через две минуты несущий ротор начал вращаться. Затем Чавез включил свой микрофон командира.

— Группа, это старший. Приготовиться. Повторяю, всем приготовиться.

— Великолепно, — сказал Фюрхтнер. Он едва видел вращающийся винт, но мигающие огни показывали, что их приказ выполнен. — Итак, начинаем. Герр Остерманн, встать!

Петра Дортмунд спускалась по лестнице впереди важных заложников. Она хмурилась, недовольная тем, что они не убили Денглера, чтобы продемонстрировать свою решимость. Но время для этого наступит позднее, когда они начнут серьезный допрос пленников на борту авиалайнера — и, может быть, Денглер знает все, что известно Остерманну. Если дело обстоит именно так, убийство Денглера было бы серьезной тактической ошибкой. Она включила рацию и вызвала остальных террористов. Они собрались в вестибюле вместе с шестью заложниками из кухни, когда она спустилась по парадной лестнице. Нет, решила она у двери, все-таки будет лучше убить одну из женщин. Это окажет более значительное влияние на полицейских, находящихся снаружи, тем более если она будет убита другой женщиной...

— Вы готовы? — спросила Петра у остальных четырех террористов. Они кивнули. — Все пройдет так, как мы планировали, — сказала она им. Эти четверо были потерянными людьми по идеологическим причинам. Они выросли и получили образование в настоящей социалистической стране — трое даже прошли обучение в армии, где прослушали курс политической пропаганды. Но они знали свою работу и выполнили ее. Было бы ошибкой требовать от них большего. Домашние слуги выходили из кухни.

Одному из поваров было трудно идти, и это раздражало свинью со щетиной на голове, заметил Розенталь, когда остановился у главного стола, на котором готовилась пища. Они вели его умирать, он знал это, и, как и в своих кошмарах, он покорно подчинялся! Эта мысль пришла к нему так неожиданно, что вызвала волну парализующей боли. Его тело повернулось налево, он увидел стол и лежащий на нем небольшой разделочный нож. Розенталь взглянул вперед и заметил, что террористы смотрят на Марию, повара. В это мгновение он принял решение, схватил нож и спрятал его в правом рукаве. Может быть, судьба предоставит ему благоприятную возможность. Если так, то на этот раз, обещал себе Клаус Розенталь, он воспользуется ею.

— Группа-2, говорит старший, — произнес Чавез по радиосети. — Через несколько минут мы начнем выпускать их из дома. Всем быть наготове. — Сначала он услышал двойные щелчки от Луазеля и Томлинсона, находившихся у самого «шлосса», и затем раздались голоса.

— Винтовка Два-Один, — доложил Гомер Джонстон. Его система ночного видения была сейчас подсоединена к телескопическому прицелу, неподвижно направленному на главные двери заднего выхода. Снайпер заставил себя дышать ровно, делая вдохи и выдохи через регулярные промежутки времени.

— Винтовка Два-Два, — отозвался Вебер спустя секунду.

— Осо, — доложил Вега. Он облизнул губы и поднял пулемет к плечу. Его лицо было покрыто маскировочной мазью.

— Конноли.

— Линкольн.

— МакТайлер.

— Паттерсон.

— Пирс. — Все стрелки докладывали со своих позиций в траве.

— Прайс, — отозвался главный сержант с левого переднего кресла вертолета.

— О'кей, парни, мы готовы к открытию огня. Действуют обычные правила ведения боя. Смотрите внимательно, — добавил Чавез без особой необходимости. В такой обстановке командиру трудно не дать последней команды. Сам он находился в восьмидесяти ярдах от вертолета, почти предельное расстояние для его «МР-10», и смотрел на здание через очки ночного видения.

— Открывается дверь, — сообщил Вебер, на мгновение опередив Джонстона.

— Вижу движение, — подтвердил Винтовка Два-Один.

— Капитан Альтмарк, это Чавез, прикажите отключить телевизионные передачи, — распорядился Чавез по своему второму радиоканалу.

— Ja, понимаю, — отозвался капитан полиции. Он повернулся и выкрикнул приказ директору телевидения. С этого момента камеры будут продолжать работу, но прямого эфира не будет, а кассеты, на которые ведется запись, считаются секретной информацией. Теперь на экранах телевизоров были видны только комментаторы.