Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)

— До завтрашнего утра у вас есть время хорошенько отдохнуть. Денек сегодня выдался тяжелый. А завтра нам предстоит довольно длительное путешествие: мы должны посетить одну кокаиновую фабрику, принадлежащую генералам. Предупреждаю: дело опасное. Можно ограничиться экскурсией по такой же фабрике, но только партизанской. Правда, съемок уже не будет — если я разрешу вам снимать кокаиновую фабрику, принадлежащую партизанам, они меня не поймут.

— А нельзя ли совместить и то и другое? — спросил Тавернье. — Осмотреть в спокойной обстановке фабрику, чтобы понять, что к чему, а потом уже пойти в рейд. Там-то у вас не будет времени на разъяснения.

— Хорошо, так и поступим, — кивнул Корсаков. — Утром я за вами заеду. Учтите, это будет довольно рано, так что не засиживайтесь.

Он вскинул руку в партизанском приветствии, повернулся и пошел к джипу. Журналисты направились в дом вслед за непрерывно болтающей и жестикулирующей Анной-Марией. Им отвели просторную комнату с двумя широченными кроватями, застланными чистейшим накрахмаленным бельем. На беленых стенах были развешаны пучки душистых трав, распятия, образки святых и портреты марксистских лидеров: Че Гевары, Карлоса Фонсеки, Фиделя Кастро, Даниэля Ортеги. После всего пережитого за день хотелось расслабиться, и Тавернье спросил у негритянки, не найдется ли в ее заведении чего-нибудь выпить. Та удивленно взглянула на иностранца, неожиданно заговорившего по-испански, но затем заулыбалась, закатила глаза и сделала восхищенный жест, давая понять, что поражена чистотой выговора Тавернье. Проворно сбегав куда-то, она принесла на подносе два блюда с фруктами, лед и, к удивлению французов, бутылку весьма недешевого виски «Джек Дэниэлс». На подносе стояли три бокала. Анна-Мария заявила, что хочет выпить с гостями за их здоровье.

— Вижу, что вы из тех людей, которые знают, на чьей стороне правда, — произнесла она торжественно, призвала на помощь своим постояльцам всех святых во главе с Богородицей и Иисусом Христом, после чего опрокинула в рот полный бокал неразбавленного виски без льда. Провожаемый удивленными взглядами французов, напиток глоток за глотком исчез в ее горле. Удовлетворенно крякнув, Анна-Мария извлекла из кармана опрятного передника дешевую сигарку, прикурила от самодельной бензиновой зажигалки и, пожелав гостям приятного отдыха, величественно удалилась.

— Прекрасная женщина, — с умилением глядя ей вслед, заметил Шарль. — Жаль, что мне не по средствам платить экономке, а то я бы непременно сманил ее в Париж.

Да, похоже, вы с ней поняли бы друг друга, — усмехнулся Тавернье. В окно он заметил Анну-Марию, направившуюся куда-то через обширный двор с ведрами. — Кажется, мы сможем принять душ, — сообщил он.

— Не сейчас, — простонал Шарль, с бокалом в руке раскинувшийся поперек кровати. — У меня нет сил. Только завтра утром.

— Боюсь, утром на это не будет времени, — предупредил Тавернье.

— Ничего, я встану пораньше, — заверил его Шарль. — Ты ведь знаешь: сон алкоголика крепок, но краток.

— Если ты меня разбудишь, я, пожалуй, тоже потерплю до утра, — сказал Тавернье. — Похоже, сил у меня не больше, чем у тебя. Хочется просто выпить и забыть весь этот ужас.

О принятом решении гости сообщили хозяйке, вскоре появившейся в дверях. Та в знак понимания выставила вперед огромные розовые ладони:

— Само собой! Я слышала, что у вас сегодня был трудный день, но господь помог вам все выдержать. Душ в конце коридора и направо. Там будет все приготовлено. Тапочки я вам сейчас принесу. А свои вещи положите на стул за дверью, когда соберетесь ложиться спать: я сейчас же их постираю, и до утра они, пожалуй, высохнут.

Друзья не в состоянии были бороться с этим мощным натиском дружелюбия. Потягивая виски, они неторопливо обсуждали бурные события минувшего дня, пока усталость, алкоголь и непроглядная тьма за окном в сочетании с монотонным звоном цикад на улице и столь же монотонным мурлыканьем Анны-Марии где-то за стеной не заставили их раздеться и нырнуть под одеяла, предварительно воспользовавшись ночным горшком, который вместе с двумя парами домашних туфель принесла Анна-Мария.

Когда Тавернье утром вернулся из душа, завтрак уже стоял на столе. Выглядел он по-английски: яичница с беконом, поджаренные хлебцы с маслом, джем, кофе. Волчий аппетит гостей явно внушал симпатию Анне-Марии, которая сидела на стуле у двери, сложив руки на объемистом животе.

— Кушайте, кушайте, — повторяла она, от усердия ерзая на сиденье. — Я вам и с собой съестного приготовила. Путь-то, слышно, вам предстоит неблизкий.