— Сидеть, сволочи! — рявкнул на них Корсаков, стоявший у кабины пилотов, и клацнул затвором автомата. Из всех партизан в вертолете оставался он один. — Пошли! — приказал он Тавернье, указывая стволом на люк. Никто из заложников не поинтересовался судьбой уводимых повстанцами двух журналистов — все были донельзя рады тому, что для них самих опасность миновала. — Еще встретимся! — крикнул заложникам Корсаков, вслед за Тавернье соскакивая на землю. Взревели двигатели, и вертолеты зависли над поляной. Повстанцы, выпрыгнувшие из вертолетов, двумя цепочками тянулись к зарослям. Вступив под свод листвы, отряд слился в единую колонну и двинулся в глубь леса по тропе, совершенно незаметной сверху. Переход длился около полутора часов; время от времени по обе стороны тропы в лесном полумраке Тавернье различал фигуры постовых, наблюдавших за тропой. В небольшой котловине между холмов, куда они в конце концов вышли, среди уже начавших зарастать молодой порослью развалин разбомбленного селения их ожидали два джипа и большой грузовик. Все автомобили, по словам Корсакова, были отбиты у армии во время партизанских рейдов. Корсаков с журналистами сел в один джип, команданте Диего и комиссар Анхель — в другой, рядовые повстанцы набились в грузовик, и колонна тронулась по грунтовой дороге, извивавшейся среди покрытых лесом холмов. Дорога, разумеется, не отличалась особенной ровностью, но было видно, что за ней ухаживают: в выбоины подсыпался гравий, поперек промоин лежали бревенчатые настилы. Тавернье сделал по этому поводу одобрительное, замечание, и Корсаков, сидя на переднем сиденье вполоборота к журналистам, ответил:
— Как ни странно, дорогами приходится заниматься мне. Дороги — одни из важнейших факторов войны: тот, кто не успевает вовремя подбросить резервы к месту схватки, оказывается разбит. Отчасти, конечно, за дорогами следят и местные крестьяне, но крестьянские и военные требования к дорожной сети далеко не всегда совпадают. Я всегда считал себя исключительно военным, но здесь выяснилось, сколько забот у военного помимо поля боя. Раньше меня обеспечивали всем необходимым, чтобы я мог воевать, а здесь я сам занимаюсь обеспечением. Вот, к примеру, видите эти строения справа от дороги? Здесь целый комплекс: оружейные склады, оружейные мастерские, авторемонтные мастерские, продовольственные склады с холодильниками, электростанция. Мне пришлось заниматься строительством с самого начала, с поиска подходящих специалистов и технической документации.
Машины въехали в довольно большое селение, раскинувшееся в неширокой долине среди покрытых лесом гор. По местным масштабам это скорее был городок, если судить по наличию каменных общественных зданий. Встречные крестьяне, увидев Корсакова, кланялись, снимая шляпы. Тавернье удивился:
— Как, однако, вас здесь уважают!
— Оно и понятно, — усмехнулся Корсаков. — Когда-то я руководил карательной экспедицией в эту деревню. Местные власти решили, что поддержка партизан слишком дорого им обходится, и простой народ убедили в том же. Возможно, они были правы, но меня послали сюда ликвидировать мятеж, а не выяснять, кто прав, кто виноват.
— И что же, пришлось кого-то... э-э... казнить? — полюбопытствовал Шарль.
— Ну а как же без этого, — равнодушно промолвил Корсаков. — Если бы я не устроил экзекуции, жители подумали бы, что им разрешается продолжать в том же духе. Так уж они здесь воспитаны.
Машины остановились перед длинным одноэтажным зданием, у входа в которое в плетеном кресле важно восседала толстая негритянка. Увидев Корсакова, она всполошилась, с трудом выбралась из кресла и, размахивая руками, с радостными возгласами ринулась к джипу. Корсаков спрыгнул на землю, подошел к кабине затормозившего грузовика, в котором ехали рядовые бойцы, открыл дверцу и что-то приказал шоферу. Перегруженная машина натужно взревела, окуталась облаком выхлопных газов и, поднимая пыль, покатила дальше по поселку. Корсаков наградил подбежавшую толстуху вежливым объятием и, высвободившись, показал на нее журналистам:
— Прошу любить и жаловать — Анна-Мария, хозяйка местной гостиницы. Образец чистоплотности и трудолюбия, добрейшее существо в мире. Ненавидит только одну вещь в мире, а именно кокаин. Сын у нее работал в городе и там пристрастился к зелью.
Корсаков отдал негритянке по-испански несколько распоряжений касательно того, как разместить гостей, причем та пристально смотрела ему в лицо и постоянно суетливо кивала. Затем он обратился к французам:
Читать дальше