У въезда на площадь появилось подкрепление — новые бронетранспортеры с десантом. Они остановились, не выезжая на простреливаемое пространство, и, видимо, готовились совершить рывок к дворцу в тот момент, когда огневые точки будут подавлены орудиями бронетехники, придвигавшейся все ближе к стенам здания. Неожиданно над площадью разнеслись раскаты громкоговорителя. Срывающийся от ярости голос выкрикивал:
— Через пять минут мы начинаем убивать заложников! Будем убивать их по одному каждые пять минут, а если начнете штурм, мы перебьем их всех. Мы требуем начала переговоров, а до этого требуем прислать во дворец телевидение и газетчиков — мы хотим устроить пресс-конференцию. Пусть все узнают, что убийцы не мы, убийцы те, кто сбрасывает напалм на .мирные деревни в освобожденной зоне. И не надейтесь, что мы начнем со всякой мелкой сошки вроде секретарш — начнем с этих жирных котов из парламента. Я, команданте Диего, с удовольствием перестреляю их всех!
Стрельба затихла, и в наступившей тишине люди на площади напряженно прислушивались к словам командира террористов. Тот начал выкрикивать еще что-то, но Тавернье пропустил его слова мимо ушей, потому что метрах в пятнадцати от себя заметил снайпера. Тот, припав на одно колено, целился из винтовки с оптическим прицелом в человека с громкоговорителем. Выстрела Тавернье не услышал, зато увидел, как снайпер выронил винтовку, поднял руки к лицу, словно собираясь молиться, и тяжело повалился на бок. Залитое кровью лицо лежащего было повернуто к Тавернье, глаза остались открытыми. Со стороны дворца донесся еле слышный щелчок, и командир, переговоры которого по рации слышал Тавернье, судорожно взмахнув руками, исчез в люке броневика. Никто не успел понять, что произошло, как вдруг в одном из окон дворца появилась растопыренная фигура мужчины. Человек пытался удержаться в оконном проеме, но прозвучал выстрел, и тело, неуклюже переворачиваясь, полетело вниз, бесформенной грудой застыв на тротуаре.
— Эй вы, мы не шутим! — снова заорал в громкоговоритель команданте Диего. — Это только первая птичка полетела, а у нас их тут сотни две. Прекратите стрелять, прекратите передвигать танки, свяжитесь с нами по телефону или пришлите парламентеров. И поскорее собирайте журналистов, у нас нет времени долго ждать. Можете также прислать санитаров, тут много раненых и убитых.
Броневик, в котором исчез подстреленный офицер, покатил прочь с площади, демонстративно отвернув пушку в сторону от дворца. Навстречу ему на площадь выехал джип под белым флагом и затормозил у подножья лестницы рядом с грузовиком, на котором приехали террористы. Сидевший рядом с водителем офицер, повернувшись к площади, закричал в громкоговоритель:
— Всем оставаться на местах! Прекратить огонь! Приказ главнокомандующего — прекратить огонь и начать переговоры!
Вслед за этим офицер, лавируя между неподвижными телами, взбежал вверх по лестнице и исчез во дворе. Через некоторое время послышался вой сирен, и на площадь одна за другой вылетели несколько карет «Скорой помощи». Тавернье и Шарль переглянулись и, не сговариваясь, бросились вперед. Танкисты, которые, пользуясь затишьем, высунулись из люков боевых машин, провожали их удивленными взглядами. Камера Шарля продолжала работать, а сам он несколько раз остановился, дабы заснять корчащихся раненых и убитых, тело одного из которых было ниже пояса размозжено гусеницами танка. Журналисты заняли позицию возле санитарных карет. Шарль заснял тело убитого заложника под окнами дворца, а вскоре начал снимать санитаров с носилками, выносящих из парадных дверей убитых и раненых. Команданте Диего, по словам санитаров, велел им первым делом вынести убитых террористов. Некоторые из мертвецов были страшно изуродованы разрывами снарядов — кое-как накинутые простыни не могли этого скрыть. Зато два или три лица, с которых сползли простыли, поразили Тавернье своей живостью — казалось, смерть их еще не коснулась. Особенно врезалось ему в память одно лицо, необыкновенно напоминавшее лик распятого Христа: длинные черные волосы, черная бородка, меловая, но не трупная бледность и скорбная улыбка, как бы прощающая убийц. Бессильно свесившаяся с носилок рука, покрытая потеками запекшейся крови, то и дело задевала мостовую. Шарль тоже обратил внимание на необычного мертвеца и не сводил с него объектива до тех пор, пока труп не исчез в фургоне, предназначенном специально для перевозки убитых террористов. Именно эти снятые Шарлем кадры увидели впоследствии в Нью-Йорке мальчик-коридорный и полупьяный старик-портье. Они узнали в убитом постояльца по имени Патрик де Соуза, а санитары, несшие носилки, называли его «команданте Хорхе».
Читать дальше