Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Сахалин

— Оно всюду так. Не только у нас, — усмехнулся начальник сплава.

— Ну, пьющим куда ни шло. Хоть не обидно. А непьющие что ж? Без всяких поощрений остаются?

— Поощрил бы их! Да что делать? Иногда идем на уступки.

— Какие? — насторожился Аркадий.

— Ну, жилье получим — выделим для семьи. Стиральную машину разрешаем купить в первую очередь. Они пока дефицит. Ну, еще холодильники.

— А отпускали кого-нибудь на несколько дней с мест поселения?

— Что? — начальник сплава поперхнулся. Глаза его, казалось, были готовы выскочить из орбит. Он откашлялся. Посмотрел на Ярового удивленно и вдруг рассмеялся: — О чем вы говорите?! Да они, я же сказал, все время на плотах.

— И все же, я хотел бы знать, имеют ли они возможность…

— Что вы! Что вы! — замахал руками начальник сплава.

— Ну, вот я слышал, что Беник ушел от семьи. А где живет?

— Да его любой плотогон приютит у себя дома. Велика ль морока пустить своего же человека переночевать?

— Но это длится уже давно.

— Ну и что?

— Все время по чужим углам? — не поверил Яровой.

— Я за ним не слежу. Может, какую бабу завел.

— У вас здесь поселенки живут? — спросил следователь.

— Имеются.

— Вы их всех знаете?

— По долгу работы — знаю.

— Вы не слышали, не помните, есть ли, а может была такая — по кличке Гиена?

Начальник вздохнул облегченно. Кажется, с плотогонами пронесло. Бабами заинтересовался следователь. Что ж, понятно. Тоже ведь мужик. И стал вспоминать.

— Кобра, Кубышка, Стрекоза, Щелкунчик — во баба! Еще не старуха. И на рожу ничего. А? — он подморгнул Яровому.

— Гиена! — повторил тот, посуровев.

Начальник застегнул пуговку на рубашке, зашевелил губами. Помолчал, припоминая. Вздохнул:

— Нету. И не было.

— А прораб ваш в этом году был в отпуске? — спросил Аркадий.

— Нет. В сентябре пойдет. А что?

— А кто уже был в отпуске из ваших работников?

— Мои осенью ездят.

— А в командировки кто-либо выезжал?

— Нет, — уверенно сказал начальник.

— Так, мне понадобится список всех сотрудников вашей сплав- конторы.

— Зачем? — удивился начальник.

— Хочу узнать, действительно ли никто из ваших работников никуда не ездил в нынешнем году.

К вечеру Яровой получил списки всех работников сплава. И подчеркнул фамилии прораба, мастера и десятника.

Когда совсем стемнело. Яровой с попутным катером поехал в Адо-Тымово. Решил поначалу наведаться к леснику, вернее, к его внуку Юрию. Послушать, что нового он скажет. А уж потом добраться в Адо-Тымово.

Катер, пыхтя и чихая, разрезал облупленным носом упругие волны Тыми. За бортом важно проплывала тайга. Деревья смотрелись в реку тихо, задумчиво. То ли слушали тихие вздохи реки, то ли сами о чем-то ей шептали. И, казалось, что река с тайгою, обнявшись в ночи, секретничали, как две давние подруги, две сестры.

Вот на берегу в кустах светлячки ожили, проснулись. И кажется, словно там, в темноте, зажглись крохотные лампочки.

А вот куропатка голос подала. Дети уже вывелись. Уже норовят из- под крыла матери ускользнуть. Но куда? Ведь ночь стоит. Надо спать.

«Спать», — шепчет береза, склонившись к кусту зелеными кудрями своими.

«Спать», — шелестит бамбук жесткими стеблями, сгибаемый чьими- то осторожными шагами, — кто-то уже вышел на охоту. Спать он будет днем. А сейчас надо жить и ловить тех, кто спит и не чует беды.

«Спать», — скребанула подводная коряга по днищу катера.

Спать… Но в деревьях слышится голос сороки. Предупреждает кого- то. Близка опасность! Прочь сон. Иначе он может стать вечным.

Тайга… Видно, за ее величавость и снисходительность, за смех и плач — любят ее лесники и зовут дитем своим и матерью, домом — началом жизни и могилой — последним пристанищем.

Тайга… Человек всегда тянулся к ней и боялся ее. Катер ткнулся носом в знакомый берег. Яровой спрыгнул на землю. Пошел знакомой тропинкой к дому лесника.

В тайге темно и сыро. Все притихло. Молчит. Кажется, жизнь замерла. Но нет! Что это? Кто там бежит? Кто мчится напролом, Яровой?

Следователь вглядывается. Но в темноте не видно ничего. Лишь тропинка, хорошо протоптанная меж деревьев, вьется из-под ног тонкой змейкой.

Вдруг в ноги Яровому кто-то ткнулся. Прижался испуганно, дрожаще. Яровой нагнулся.

Заяц… Он сидел на ботинке, прижавшись к ногам спиной и косил па куст, откуда доносилось тихое ворчанье лисы. Это она гналась за косым. А тот, убегая, нашел защиту у человека. И теперь сам не знал, что лучше— что хуже? Стрекануть бы в кусты. Да силенок маловато. Вон какой худой зайчишка! Не успел еще жир нагулять. Но лисе до этого нет дела. Сама, видно, не лучше зайца…