Эльмира Нетесова - Вернись в завтра

— А как же детва?

— Время все определило. В Израиле к детям относятся правильно. Их не держат в пеленках до старости. Достиг совершеннолетия, живи самостоятельно. И не жди помощи от родителей, не надейся на их поддержку. Я с этим смирилась, а потом согласилась и восприняла. Хотя и не сразу. Какое-то время помогала, высылала вещи, деньги, писала, но потом убе дилась, что это игра «в одни ворота», и стала жить для себя, как все меня убеждали. Вот тут-то и спохватились детки. Они уже привыкли получать от меня поддержку, тут же все оборвалось, заголосили дуэтом, каждый день стали писать. А мне уже отвечать не хотелось. Почему, когда я страдала, они не вспоминали и забывали, что у них есть мать и она жива? Так вот и сыграла в молчанку с ними несколько лет. Решила, пусть сами научатся выживать, самостоятельно, иначе никогда не станут людьми.

— Так они ж при отце жили? Нешто он им не подмог? — удивился Петрович.

— И с отцом у них не сладилось. Выгнали и его с очередной потаскушкой, а трехкомнатную квартиру разменяли на две одинарки. Так и живут в них до сих пор, хотя у обоих появились дети. Ютятся как муравьи. Ну, да их проблемы решать не собираюсь. А и к себе никого не зову. Отвыкла от них, отболела. Теперь уж совсем иначе на все смотрю. Нельзя жить надуманными условностями…

— А мужик твой жив?

— Куда он денется? — рассмеялась Роза.

— Видела его?

— Ну да! Мы недавно с Дарьей в ресторане были. Отмечали мой приезд. Так вот и бывший там оказался. Глянула, едва узнала козлика. Совсем замухрышкой стал. Куда что делось? Облинял и выгорел. В морщинах, как в паутине, будто дворовый кот с помойки, весь грязный, сальный, потрепанный и помятый. Меня он мигом узнал. Помнишь, Даш, как подвалил к нашему столу поганец?

— Ну, как же! Круто ты его отшила тогда. Он не знал, куда ему поворачиваться! Ослеп вконец. Хорошо, что баба помогла. Подскочила фурией и мигом за шиворот прихватила. Обозвала лидером, мудозвоном, из кабака пинком вышибла. После такого хоть стреляйся. Теперь ему в городе нигде не покажись!

— А ведь было время, когда он меня унижал. И тоже брал за шиворот. Мне некуда было деваться. Виновата оказалась лишь в том, что родилась еврейкой. Хотя понимала, ни в том причина. Это был только повод к развязке, — вздохнула женщина.

— Ты все еще любишь его?

— Да что ты? Давно отгорела. Жаль лишь годы. Их не вернешь, а жизнь слишком короткая и в ней уже ничего не исправить.

— А пошто другого мужука не завела? — поинтересовался Петрович.

— С мужиками нет проблем. А вот мужа уже не надо! Женщина живет и цветет, пока свободна от семьи! И только в ней получает она все болезни, горести, беды и всякий день понемногу умирает. Но это никого не чешет. Потому что в семье каждый живет эгоистом и тянет одеяло на свои плечи. А до того, кто рядом, никакого дела нет. Не удержал одеяло, замерзай и умирай, потому что нельзя в этой жизни быть добрым и слабым. Такие всегда мало живут.

Мужчины, слушая Розу, переглянулись. Женщина говорила горькую правду. Обо всех…

— Ну, ладно, завелись базарить про тяжкое. А ить не на поминках, на день рожденья пришли. Зачем хозяйку в скуку сунули? — вспомнил Петрович.

— Молодчага зайка! А ну, давай оторвемся по полной программе! Прочь всех мужей! Пусть будут хахальки! Пошли потанцуем! — поставила лихую музыку, выдернула с кресла Петровича, поставила его посередине зала и пошла нарезать круги вокруг него резвой кобылкой, подергивая ягодицами в такт музыке.

— А ну, Петрович, не оплошай, не подведи! Шевелись шустрее! — подбадривал Михалыч друга. Тот смотрел на Розу крутыми от удивления глазами и пятился спиной к стене. Ему казалось, что вошедшая в азарт женщина собьет его с ног одной сиськой, а если вторую не придержит, и вовсе устроит сотрясенье мозгов. Баба оказалась на голову длиннее Петровича, и это обстоятельство серьезно пугало человека. Он не умел танцевать как Роза, а потому мелко и неуверенно перебирал ногами, смотрел, как ему вернуться в кресло. Но тут встала Дарья и вытащила за собою Михайловича. Тот засучил ногами, застучал пятками, хлопал себя по ляжкам и заднице, крутился бесом вокруг женщин, ухал, присвистывал, танцевал вприсядку и не давал Петровичу попасть задницей в кресло:

— Давай, Васек! Вспомни молодость, ведь были когда-то и мы рысаками! — попытался изобразить цыганочку, но не удержался на ногах и упал, ударился коленом. А тут, как на грех, брюки по шву лопнули. Ну, совсем конфуз.

— Ладно, кролики! Бывает! Лопнули штаны, их зашить можно. Плохо, когда душа в куски рвется, это не заштопать. Давай свои портки, посиди немного в кресле и радуйся, что яйцы не оторвались, никто их не отдавил и сам ты весь в целости! — ушла Роза из комнаты хохоча, унося с собою порванные брюки.