Эльмира Нетесова - Вернись в завтра

— Ну, вот я старик, а скуку не уважаю!

— Помилуйте! Какой вы старик! Настоящий мужчина в самом расцвете сил, — врала баба, кокетливо сжимая губы в бантик.

— Благодарствую на добром слове! — ответил Петрович, смущаясь, а женщина соловьем зашлась:

— Да я правду говорю, вовсе не льщу! Ведь вот вы и вещи подбираете к своему характеру, создаете в своем жилье атмосферу радости и веселья. Как это здорово! А я вот дочке ищу подарок ко дню рожденья. Хотела столовый набор купить, но они все такие тусклые, невыразительные, вряд ли дочке понравится такая серость.

— А и верно! Суповница, что ночной горшок! Спутать можно, — рассмеялся Петрович и предложил женщине купить веселый чайный сервиз.

Баба послушалась совета. Купила. И благодарила Петровича за подсказку. Они вышли из магазина, оживленно болтая. За короткое время общения они почти все узнали друг о друге.

— Как мы с вами похожи! — восторгалась новая знакомая — Лидия Михайловна.

— Я тоже не признаю скуку и люблю веселых, жизнерадостных людей. Хотя, конечно, хватало в моей жизни горя. Пять лет назад похоронила мужа, он был моим другом, прекрасным человеком, но что делать, жизнь идет, в могилу живьем не ляжешь, я стала жить для дочери, а она вышла замуж. Теперь живу для себя. Вы тоже одиноки? Какая прелесть! Сама судьба нас свела! Давайте дружить, коль все так сложилось, — подала ему визитную карточку.

— Я запишу вам свой телефон. Мои визитки закончились, а заказать новые не успел, — записал свой номер и отдал женщине.

— А можно вечером позвоню? — спросил Петрович, и Лидия Михайловна поспешно согласилась.

Продолженью этого знакомства помешала командировка, Петрович вместе с бригадой уехал из города, а когда вернулся, забыл о женщине. Вспомнил, случайно натолкнувшись на визитную карточку, но в доме уже жили Тонька с Колей. Приводить при них в дом чужую женщину не решился, счел неудобным, но визитку не выбросил, положил в нагрудный карман пиджака и, натыкаясь, все собирался позвонить, когда уснут домашние. Но глянув на часы, не решался набрать номер. Поздновато, первое знакомство не давало права на звонки в такое время. И все ж однажды не выдержал, позвонил.

Женщина далеко не сразу взяла трубку и ответила сонным голосом:

— Я разбудил вас?

— Кто это?

— Веселый человек! Чайный набор присоветовал вам для дочки купить. Помните?

— И что с того?

— Он ей пондравился?

— Слушайте, Василий Петрович, вы посмотрите на часы, разве прилично звонить в такое время? — положила трубку на рычаг.

— Снова все сорвалося! Вот непруха! А может, оно к лучшему? Ишь ты, старший экономист строительного управления, прочел в визитке и сказал, сплюнув досадливо:

— Как тебя не величай, едино ты баба! И нонче, не краше меня спишь в постели одна…

— Ты все еще дрыхнешь, старая жопа! А ну, выметайся с койки! Развалился, вонючка! А я хоть сдохни в своей избе! Слышь, вставай, козел плешатый, твою мать! — стояла перед постелью Петровича соседка Степановна. Мужик глазам не поверил. Впервые за все годы баба сама пришла к нему, да сразу со скандалом.

Человек протер глаза. Быть не может! С этой бабой он никогда не общался. Да и не пускала она мужиков в свой дом, не говорила и ни с одним не здоровалась. А тут сама возникла с бранью и грохотом:

— Ну, чего вылупился, моржовый геморрой? Иль не врубился? Давай вскакивай, некогда мне вас ждать! — отвернулась, давая возможность мужику одеться, и продолжала базарить:

— Не-е! Это ж надо вот так! Целая свора мужиков вкруг меня крутится, а все без проку! Хоть я задавись, никто и не перднет! Во, куркули облезлые, чтоб вам геморрой на пятки вылез! Себе дворцы понастроили, а у меня с крыши, что из худой задницы течет. И прямо на морду, серед ночи! Ты не представляешь, как напугалась! Думала, что кто-то изгаляется и ссыт в рыло! Ну, порешилась проучить и вырвать все враз с корнем! Подхватилась с койки, ан никого вокруг! Твою мать! Даже ухватиться не за что и некого. А тут слышу, Роза блажит, ей на самую башку с потолка текет.

Она, как я, тоже на озорников подумала. Шутейное дело в три ночи мокрыми сделались по самые уши! Роза моя аж взвыла.

— Какая Роза, крыша, да и при чем здесь я? — не понимал Василий Петрович, бурча зло:

— Как с хрена сорвалась. Она протекла, а я затыкай! Да шагу в твою избу нихто не ступал! Че надрываешься, полоумная? Ты брехни толком, чево хочешь? Кому заткнуть стребовалось, Розе или тебе?

— Мудило лохмоногое! Свинячья грыжа! Причем я иль Роза? Как мы сами себе в морды нальем? Очумел, что ли? Говорю, крыша прохудилась!