Эльмира Нетесова - Вернись в завтра

— А ты чего дома сидишь? Почему не работаешь?

— Куда пойду, коль здоровья нет?

— Где ж ты ево посеяла? — рассмеялся Петрович.

— Чего рыгочешь? Иль мне легко приходилось дочку одной поднять.

— Другие по трое растят.

— Они при мужиках, стариках, при хозяйстве, а я всюду одна и помочь некому, — захныкала баба, занудливо гундося.

— А как дитенка подымите? Об чем думаете? — удивился мужик.

— Как так? А ты на что? — изумилась Серафима.

— Я при чем?

— Ты, дед! Стало быть обязан помочь своим!

— Ну и стерва! Я обязан? С чево хвост растопырила? Хто мне подмог в ссылке?

— Мы то чем могли? Кроме картохи с капустой ничего не видели! Хуже нищих живем! — завыла в голос.

— Подбери сопли! Я ли тебя не ведаю, геморрой облезлый! Шурши на двор! Забери с багажника машины харчи. А денег не клянчи, едино не дам на пропой! — насупился человек.

— Какой пропой? Мы всякую копейку нынче собираем дитенку. На пеленки и распашонки, на горшки и соски, на одеялку и клеенки. Расходов предстоит тьма! — сетовала баба. И снова мужика обобрали до копейки. Человек решил больше не приезжать в деревню. Но… Бабье само приехало в город уже с Тонькой на руках. Сказали, что решили показать ему внучку. Выговорили, мол, на родины ничего не подарил малышке.

Девчонка и впрямь была, как кукла. Она улыбалась Петровичу, хватала его за нос и уши. Налила ему на колени и агукала на весь дом.

И снова мужик оттаял, дал денег. И только после этого вспомнил и спросил:

— А где же Ванька? Иль без него приехали?

— Прогнали мы его насовсем. Спасенья не стало. Каждый день пил и дрался, грозил всех поубивать и с топором гонялся. Мы даже участкового звали.

— Зачем? Или сами не могли разобраться? — нахмурился человек.

— Поговори с таким, ежли у него в одной руке топор, в другой вилы!

— Ладно! Сам приеду разберусь. Он дочку видел тот папаша?

— Конечно, да спьяну сбуровил, будто она вовсе не от него. И алименты платить отказался, зверюга безмозглый…

Петрович и впрямь приехал в деревню. Сыскал Ивана, попросил его выйти во двор для разговора, не хотел заводить неприятную тему при родителях бывшего зятя. Но те, узнав, кто приехал, мигом к столу потащили:

— Мил человек, мы ж хотели давно с тобой повидаться и поговорить при Катьке, чтоб ни за глаза, и не могла б отвертеться от своей шкоды.

— А что случилось? Мне дочка жаловалась, будто Иван все время пил и бил ее. Я сам синяк у ней узрел, когда Катька беременной ходила. Потом с топором и вилами гонял бабу! Это што, чья шкода? — взялось лицо пятнами.

— Петрович! За день до свадьбы застал Ванька Катьку на ее чердаке с Микитой-кузнецом. У ево портки на коленках болтались, а она и вовсе без трусов с задранной юбкой валялась совсем пьяная. Он хотел с концом уйтить, да Катька, проспавшись, прискочила ночью. Клялась, божилась, что ничего промеж ней и кузнецом не было. Обещалась, став женой, верней собаки жить и Ваньку любить до гроба, единственного. Ну, тот и развесил ухи, поверил, — говорил старик.

— Она ж, чума рогатая, ужо через неделю со свинарем схлестнулася. Ваня кнутом ее домой пригнал. Катька в ноги ему упала. И сызнова простил. Опосля над нашим сыном вся деревня смеяться стала, и все говорили, что наш малыш полдеревни отцов имеет. В кажном доме он свой, — тарахтела баба.

— Иван! Почему ты пил и не приносил жене деньги на жизнь? — хмуро спросил Петрович.

— Ну я же не полудурок вконец! Поначалу отдавал до копейки, а они с тещей все пропивали. Тогда я перестал отдавать получку. Сам покупал харчи и приносил домой, надоело сидеть на хлебе и картохе. Но Катька с тещей не хотели готовить, а может совсем не умели. Даже рубахи мои не стирали. В доме полы не мыли ни разу за весь год, только подметали. Сколько просил сварить суп или борщ, ни разу не сготовили. Разве это бабы? Только пить и с мужиками тягаться умеют, больше ничего!

— Иван, а ты что, впервой узрел Катьку перед свадьбой, женился на ей с завязанными глазами? Иль все ж любился до того? Чего нынче жалишься? Може тебя силой оженили, на веревке к ней привели?

— Да нет! Любил я ее, думал, когда поженимся, все наладится. Но куда там? Катьке ширма была нужна, а не муж. Потому ушел, покуда до греха не довела. Не хочу из-за потаскухи в тюрьму попадать. Я решил совсем из деревни уехать, к родне, подальше отсюда, чтоб никого никогда не видеть и не слышать насмешек своей деревенщины. От нее вовсе не стало жизни, — пожаловался человек.

— Знать, мириться не сбираешься?