Владимир Типатов - Мутанты. Время собирать камни.

— Нет…нет…ни за что…я же не сумасшедшая, запретный плод всегда сладок, — прошептала женщина-контролёр, не открывая глаз и всё ещё прижимаясь спиной к стене. — Но Боже, как же он красив!

— Светлана Георгиевна, ты чего не выспалась? — раздался рядом мужской голос и женщина-контролёр вздрогнула и открыла глаза.

— Да…вчера дети…у меня же их четверо, — смущённо улыбнулась женщина. — То с одним провозищься, то с другим уроки…поздно легла. Знаете, как это тяжело одинокой женщине одной управляться?

— Я понимаю, но работа есть работа…

— Извените, товарищ капитан, больше не повторится.

— Да я так просто, для порядка, — махнул рукой капитан, с повязкой дежурного на рукаве, и пошёл дальше.

— Да, тяжело и тоскливо жить одинокой сорокавосьмилетней женщине, если она уже позабыла, когда в последний раз обнимала и целовала мужское тело, — тихо прошептала женщина-контролёр и постояв ещё несколько минут у двери камеры, за которой находился понравившийся ей мужчина, вздохнула и медленно пошла по коридору останавливаясь напротив каждой камеры, прислушиваясь к доносившимся из камер звукам и открывая небольшое, застеклённое смотровое окошко, прижималась к нему глазом…

…Литвиненко сидел в кресле в своём кабинете, и нетерпеливо посматривая на часы, улыбался своим мыслям. Как он и предполагал, на следующий день после ареста Виктора Крутова, ему позвонила госпожа Коэн и попросила о встрече. И вот, буквально через пять минут, эта встреча должна состояться. Но женщины, как известно, любят опаздывать, и Литвиненко приготовился ждать ещё лишних несколько минут, но к своему великому удивлению, ровно в назначенный срок, в дверь кабинета постучалась секретарша и доложила, что в приёмной ожидает аудиенции госпожа Коэн.

— Пусть войдёт, — сказал Литвиненко и, посмотрев на своё отражение в полированной поверхности стола, несколько раз провёл рукой по волосам, приглаживая их. Он вдруг с удивлением обнаружил, что волнуется. С чего бы это?

Секретарша исчезла и через секунду в дверном проёме появилась Ципора и неторопливой походкой направилась к столу. Широко улыбаясь, Литвиненко поднялся со своего кресла и направился навстречу даме.

— Литвиненко, — представился он, задерживая ладонь женщины в своих руках. — Меня зовут Константин Дмитриевич.

— Меня зовут Ципора Коэн, — сказала посетительница, высвобождая руку, не дожидаясь, когда хозяин кабинета прикоснётся к ней губами, что тот как раз и собирался сделать.

— У Вас очень красивое имя, — сказал Литвиненко, улыбаясь самой подкупающей из своих улыбок.

— Это еврейское имя, — сказала Ципора, присаживаясь в предложенное ей кресло, стоявшее в глубине кабинета под развесистым огромным фикусом.

Литвиненко сел напротив неё, точно в такое же кресло. Их разделял только небольшой столик, на котором стояла бутылка дорогого коньяка, две небольшие коньячные рюмки, блюдце с нарезанным дольками лимоном, и открытая коробка шоколадных конфет «Ассорти».

— Я очень рад нашей встрече, уважаемая госпожа Коэн. Предлагаю выпить на брудершафт за наше знакомство по рюмочке коньяка.

— Я не пью коньяк, и вообще пришла к вам не знакомиться, а по делу, — сухо сказала Ципора, сразу давая понять хозяину кабинета, что флиртовать с ним не входит в её планы.

«А ты оказывается с норовом», — разочарованно подумал Литвиненко и стал откровенно беззастенчиво рассматривать сидевшую напротив него женщину. До этого он видел Ципору всего один раз, когда приезжал в офис металлургического комбината. Она находилась в кабинете генерального директора вместе с хозяином комбината — Крутовым, и тогда они были едва представлены друг другу. Но именно тогда Литвиненко обратил внимание на крутые бёдра округлый зад, и большую грудь молодой женщины. Сейчас, как и тогда, он ещё не мог определить для себя окончательно, нравится ли ему эта женщина, или нет. В обычных условиях он, наверное, не стал бы так сильно добиваться её расположения и не пытался бы затащить её в постель, но сейчас ему представлялся случай ещё раз нагадить Виктору Крутову, предполагая, что в данный момент это его женщина. Упустить такой шанс он просто не мог. Заглянув Ципоре в глаза, Литвиненко с удовлетворением заметил застывшую в них печаль и еле сдерживаемые слёзы.

«Наверняка все ночи напролёт ревела», — подумал он, точно определив причину припухлости и покраснения глаз, а вслух сказал: — Очень жаль, что вы отказываетесь от предложенной вам дружбы. Друзей надо приобретать, а не избавляться от них.