Сергей Зверев - Ударный рефлекс

В душе Ильи рос нарыв раздражения, грозясь превратиться в опухоль. Он и сам чувствовал, что срывается с катушек, несется под откос, будто машина, потерявшая управление...

Если бы Корнилов был чуточку трезвей, то он, человек покладистый и неглупый, конечно, повел бы себя иначе. Но выпитая водка по-прежнему будоражила кровь, а осознание собственной правоты, пусть даже и в никому не нужном мелочном разговоре, провоцировало на конфликт.

Корнилов поднял стакан, взвесил его в руке, словно гирьку, вытянул руку.

– Ладно, Митя, давай выпьем за то, чтобы поменьше разной сволоты землю топтало, – нетвердым языком предложил он.

– Давай... – Осушив стакан залпом, Ковалев потянулся к сигаретной пачке. – Только знаешь, Илюха, пей за это, не пей... Все равно сволоты куда больше, чем нормальных людей.

– Это ты, Митек, не прав, – все больше пьянея, перебил Корнилов. – Хороших людей всегда больше. Просто они не так заметны.

Разговор начисто потерял былую стройность. Как и водится в подобных застольях, собеседники слушали только самих себя, нимало не заботясь о том, чтобы их аргументы были понятны и другим. Наконец подоспел официант, и Илья, предвидя справедливую реакцию Оксаны, опередил ее напористой репликой:

– Командир, еще триста «белой»!

Официант рысцой помчался в буфет.

– Илюша, Димочка, сколько можно! – с ужасом воскликнула девушка.

– Сколько нужно! – отрубил Илья, да так громко, что сосед за столиком, старик с оттопыренными ушами, вздрогнул и долго вглядывался в профиль нарушителя общественного спокойствия.

– Илюша, Дима, давайте домой, вы уже перепили! – взмолилась Оксана. – Очень вас прошу... Ну пожалуйста! Илюша, ты ведь сам знаешь, что мне волноваться нельзя... Ну не ради меня, ради нашего будущего ребенка, прошу тебя, не пей больше!

– Обожди... Чего мы сюда приехали? Отдыхать. А что за отдых без водяры?!

– Илюша!..

Раздражение, невесть почему возникшее в душе Ильи, усиливалось. Он отлично знал: в таких случаях лучше побыть одному – походить, успокоиться, подышать свежим воздухом, чтобы немного протрезветь... Главное, не дай бог, не сорваться, не наговорить лишнего, чтобы потом не жалеть о сказанном.

А потому, допив спиртное, Корнилов тяжело встал из-за стола и, не обращая внимания на причитания Оксанины, двинулся с террасы. Проходя между столиками, молодой человек случайно задел того самого старика с оттопыренными ушами, который несколько минут назад так неодобрительно смотрел на него. И, провожаемый его неприязненным взглядом, поплелся вниз, к многолюдной набережной.

– Илюша, ты скоро? – крикнула вдогонку Оксана.

– Сейчас, сейчас... – не оборачиваясь, хмуро отозвался Корнилов. – Извините, мне надо побыть одному.

Весной в Ялте смеркается быстро. Кажется, минуту назад небо над городом было еще голубым, море – синим, но едва солнце перевалило за рваную кромку гор, на город опустился сиреневый полумрак. И вот уже вспыхнули первые фонари, завертелись, замигали неоновые вывески ресторанов, заморгал алый глаз маяка, и набережная сразу преобразилась: вроде и море такое же, как полчаса назад, и дома те же самые, и сады, и парки, и горы... Но все-таки – чуточку другие, не похожие на себя прежних, дневных.

Илья не заметил, как стемнело. Покинув Оксану и Диму, он неторопливо прошелся до Приморского парка, свернул в первое попавшееся кафе, выпил еще одну «сотку», постоял у моря, вдыхая полной грудью свежий воздух... И лишь когда набережная загорелась огнями, он, окончательно успокоившись, решил вернуться.

Однако теперь, в густеющих южных сумерках, Илья долго не мог отыскать кафе, где его ожидали. Он то и дело сворачивал с набережной налево, но всякий раз переулок заканчивался или глухим темным тупиком, или какой-то длинной-предлинной аллеей, или парком. Корнилов попытался было вспомнить, как называется уличное кафе, но так и не вспомнил. Попробовал было воскресить в памяти какие-нибудь приметные детали...

И, к счастью, в памяти неожиданно будто выстрелило: фуникулер! Станция подвесной канатной дороги с разноцветными вагончиками была слева от уличного кафе, и отыскать ее было делом несложным.

Илья взглянул на часы – даже по самым скромным подсчетам выходило, что отсутствовал он чуть больше часа. Ощущение раздражения, озлобленности на весь мир незаметно исчезло, уступив место чувству вины.

Ни Оксаны, ни Димы на террасе уже не было. Молодой официант вытирал столик, и Илья, подойдя к нему, спросил: