Сергей Зверев - Бойцы анархии

Похоже, мы всех перестреляли. У холмов имелись глаза, но огонь по нам не велся, и стоило предположить, что это были глаза страха. Мы подошли к заглохшей машине. Брезент на кузове прогорел, но на корпус пламя не перекинулось – его задули порывы ветра. Груз практически не пострадал. Из пыли возродился бледный водитель и недоверчиво воззрился на нас. Левая рука свисала плетью – перелом, и ладно, если закрытый. Подволакивая ногу, тащился стрелок с обгорелой рукой – в застиранном «кимоно» из грубой домотканой ткани, с волосами, собранными в «конский хвост» на затылке. Поднимали головы отказавшиеся от борьбы прыгуны.

– Благодарствуйте, – вымолвил веснушчатый водитель, одетый в ватные штаны и безрукавку из телячьей кожи. Под безрукавкой на впалой груди болтался самопальный православный крестик.

– Не за что, – сексуально улыбнулась Виола. Водитель уставился на нее почти со страхом и облизнул изрытые трещинами губы.

– Вы из той деревни, уважаемый? – показал я на юг.

Парень кивнул.

– Гостей принимаете?

Он замялся:

– У нас, вообще-то, не положено… Хотя… – Он глянул с суеверным пиететом на кучку трупов посреди дороги. – Я попробую поговорить с отцом… Нужно быстро уезжать отсюда…

Подтянулись отстающие – один молодой, двое в годах, одетые по последней крестьянской моде, – и стали осторожничать в отношении нас. В принципе, я понимал этих замордованных жизнью людей. Не все ангелы, что раздают тебе подарки. Но мы вели себя смирно, приветливо, и сомнения крестьян из села Жулым отчасти отпали. Двое побежали по дороге, вернулись, таща за руки хрипящего стрелка, стали наперебой объяснять, что Ширяй еще жив (можно подумать, мы не видели), и если поспешить, то парня еще можно оклемать. Раненого загрузили в кузов – там лежали обложенные жестянками заплесневелые коробки со свиной тушенкой. В Чаногуте выменяли, объяснили сельчане, – на десять мешков прошлогодней картошки. Машина завелась; она почти не пострадала, только бампер вмялся. Меня любезно пригласили в кабину (как мужчину, умеющего стрелять), и мы покатили вниз в долину. Парень управлялся одной рукой – впрочем, передачи он практически не переключал. Собеседник попался говорливый, речь у него была плавной, насыщенной оборотами, хотя и без привычных ругательств. Бледнолицего водителя звали Гладышем, он был третьим сыном деревенского старосты Никанора. Первым двум ужасно не повезло. Первый помер в младенчестве, второй полгода назад в аналогичной ситуации, когда банда Брадобрея, промышляющая в этом районе, попыталась отобрать у крестьян «колхозное» стадо. Откуда погоняло Брадобрей, никто не знает – может, в цирюльне товарищ трудился, кто его знает. Но лютовал Брадобрей со своими упырями с фашистской жестокостью. Все дороги на краю долины Ветров находились под его контролем. Парни, которых мы перестреляли, – из его команды. Тот, что в шляпе, – некто Замарыш, правая рука Брадобрея. Местные «пацаны» сильно его уважают. Можно представить, как осерчает Брадобрей, узнав, что жулымчане вырвались из западни, да еще и Замарышу выписали билет в преисподнюю. Да и хрен с ним, – бледно улыбался парень, – давно пора показать местным отморозкам, что не одни они тут хозяева. Вот ведь твари! Пронюхали, что из Жулыма в Чаногут пойдет охраняемый транспорт и можно некисло поживиться. Давно им пора по шапке надавать! Не производят ни хрена, держат люд в страхе…

Обширное поле перед деревней было девственно-чистым. Люди по нему не ходили, скот не пасся. Лишь стрижи крутили петли в небе. Я не стал бы удивляться, узнав, что поле заминировано. Мы проехали через ров, наполненный водой (рукотворное ответвление от реки, крокодилов только не хватало), по какому-то странному, отчасти стальному, отчасти деревянному мосту, напоминающему раскладушку. Гладыш гордо объяснил, что это в некотором роде «слайдер» – центральный пролет в ночное время задвигается на южную сторону, обращенную к деревне. Замечательное конструкторское решение – требуется всего лишь усилие двадцати взрослых мужчин. Поселение Жулым превратили в неприступный форт. Зону мирной жизни опоясывала стена из вертикальных двухметровых бревен – я прикинул на глазок, пару гектаров строевого леса на это дело точно извели. И столько же на частокол заостренного кругляка, врытого с наклоном в землю. Конница в атаку ходит? «Случаи разные бывают», – туманно объяснил Гладыш. Мы въехали в деревню, сделав небольшую остановку у поста на воротах. Суровые русские мужики, вооруженные автоматами Калашникова и датским пулеметом «Мадсен» (в XIX веке эти штуки начали производить, первый в мире ручной пулемет!), перекинулись парой слов с Гладышем, настороженно изучили мою располагающую физиономию, глянули в кузов и тупо поморгали на моих колоритных спутников. Ничего не поняли и разрешили проехать. Мы медленно тащились по деревне, огибая жмущиеся друг к дружке избушки. Особым процветанием здесь, похоже, не пахло. Но и крайнюю нужду народ не испытывал. Серые хаты, серые личности бродили по деревне.