Петр Катериничев - Редкая птица

— Я верю только тому, что вижу, — произношу я задумчиво. Может, она примет меня за интеллектуала?

— Это вы о дороге?

— Нет, это я о том, что вы — натуральная блондинка.

Она краснеет, но ответить не успевает.

Из тени придорожных акаций выходит… девушка изумительной красоты. Только волосы у нее рыжие, глаза — зеленые, а на носике — замечательные веснушки. На нас с попутчицей она смотрит, как девственница на счастливых молодоженов во время брачной мессы.

— Ребята, не подкинете до Приморска, если вам по пути?

Вот что значит воспитание: «Если вам по пути!» Как будто, кроме проселка на Приморск, отсюда исходят шоссе на Париж и тракт на Санкт-Петербург!

С присущей мне элегантностью открываю дверцу авто. Девушка смотрит на жаркое, обтянутое замшей сиденье…

На мгновенье зажмуриваю глаза… Сейчас она поднимет юбочку, под которой ничего нет, не спеша наденет трусики, чтобы я успел полюбоваться ее фигуркой и оценить натуральность волос, потом щеки ее очаровательно покраснеют, словно у школьницы, услышавшей приятную непристойность…

«Вот вы и попались, Штирлиц!..»

«Белая горячка (деллирий) развивается на фоне систематической интоксикации организма алкоголем, причем дозы…» — начинаю вспоминать читанное когда-то в учебнике психиатрии.

— Спасибо. — Девушка садится и захлопывает за собой дверцу.

Уф! Пронесло! «Жигуленок» послушно съезжает на проселок.

— Меня зовут Олег, девушку рядом — Лена. Леночка сидит, рассматривая ведомую только ей точку на ветровом стекле, и очень похожа на капризную любовницу, раздосадованную нарушенным уединением и невниманием кавалера.

— А меня — Юля. Кстати, я вас знаю.

Лена бросает скорый, почти неуловимый взгляд в зеркальце заднего вида и снова изучает ветровое стекло, — рыженькая смотрит на меня.

— Да?

— Да. Вы — Дрон.

— Дрон? — Леночка удивленно вскидывает брови, словно яобманывал ее все семь лет супружества. — Так вас еще и так зовут?

— Я многолик.

— Дрон — это такая легендарная птица. Оставшаяся в единственном экземпляре.

Редкая. Слышали? — Юля радостно переводит взгляд с меня на Лену. Хочется надеяться, что радуется она моей редкости и тому, что отношения мои с сидящей рядом дамой не так близки, как ей показалось вначале.

— Нет, не слышала, — мстительно глядя на меня, отрезает Леночка.

— Ну это вроде… — Юля раскраснелась и еще больше похорошела. — Говоруна!

Мультик помните, по Киру Булычеву? «Птица-говорун умна и сообразительна!»

Помните?

— Помню. Но ведь всех говорунов истребили. Ведь так? Резко жму на тормоз.

— Почему мы остановились? — спрашивает Леночка.

— У меня именно здесь предполагается личное, глубоко интимное дело.

— Что?..

— Мальчики — направо, девочки — налево. Можно наоборот.

Долгим взглядом смотрю на брелок и ключ в замке зажигания. Но так вот, демонстративно, забирать его считаю неудобным. Выходя из машины, окидываю взглядом верного «росинанта». Если уж ему суждено быть угнанным дважды в течение пары часов — значит, судьбина такая.

Углубляюсь в кусты, пиджак болтается вокруг тощего торса, зато и «сбрую» можно заметить, только заведомо зная, что она надета. Спиной чувствую взгляд двух пар любопытных девичьих глаз.

Что ни говорите — а приятно быть редкою птицей!

— «Седьмой», я «второй», прием.

— «Второй», я «седьмой», слушаю.

— «Седьмой», у меня внештатная ситуация.

— Степень сложности?

— Коэффициент "с". Прошу выяснить возможное влияние.

— Принято.

— Разрешите форсировать штатный вариант?

— Действуйте.

— Есть.

Глеб Жеглов и Володя Шарапов За столом засиделись не зря, Глеб Жеглов и Володя Шарапов Ловят банду и главаря-а-я…

Под бодрые звуки «Любэ» краденый «жигуленок» выезжает на большак. Пока ехали по проселку, девчонки сидели тихо, как мышки. Кстати, вернувшись к машине, я не обнаружил ни одной, ни другой.

Не было их минут семь, и я уже начал досадовать: такое приятное (вдвойне!) знакомство и — без всякого продолжения! А потому теперь поглядываю то на Лену, то на Юлю и размышляю, какой бы разговор начать. Например, о том, что за редкая я птица!

Но девушки молчат, а самому говорить о себе мешает застенчивость. В голове — снова никаких мыслей, только желания. И те-эротические. Как сказали бы в былые времена, «для служебного пользования».

«Эммануэль, Эммануэль…» — напеваю мелодийку из одноименного фильма. Не знаю, что за композитор колдовал над ней, но я готов поставить все реквизированные у громилы деньги против его жалкого сантима — эту песенку знаю с детства, причем со словами: «Жить без любви, быть может, можно, но как на свете без любви прожить…»