Петр Катериничев - Редкая птица

Просто меня всегда возмущало хамство. И — наглость. Хамить, пусть и незнакомым людям, — все равно что писать на ветру: ветер — штука переменчивая.

Занятый философичными рассуждениями, я не забываю осмотреть содержимое карманов моего визави. Под пиджаком, как и следовало ожидать, новенькая желтая «сбруя», в кобуре под мышкой — укороченный оперативный кольт с прекрасно изготовленным глушителем — хлопок из такого не слышнее щелчка пальцами в пустой комнате. В боковом кармане нахожу отличный пружинный нож немецкой стали, который немедленно присваиваю, в портмоне — сто пятьдесят «штук» рублями, восемьдесят баксов и удостоверение сотрудника службы охраны горисполкома Приморска.

Последнее я изучаю наиболее тщательно, хотя подлинность той или иной бумаги в наше время отнюдь не гарантирует подлинность ее обладателя.

Тем не менее — «ксива» настоящая, и я возвращаю все вышеупомянутое в пиджак. В руках эти сокровища просто не унести, а в тенниске, с кольтом за поясом и чужим бумажником в кармане я буду выглядеть вызывающе. Поэтому решаю позаимствовать и пиджак. Как ни странно, в плечах он мне впору, ну а чтобы сделать его таковым и в талии, пришлось бы выпивать на дню литров по шесть пива, заедая сие великолепие голландской ветчиной.

В кармане брюк обнаруживаю ключи — один от машины, другой от неизвестного мне жилища — на цепочке с красивым брелком. Поднимаюсь на дорогу, — «жигуленок»

— «шестерка» припаркован у обочины в тени чахлой акации. Порывшись в бардачке, нахожу то, что искал, — бутылку водки. «Смирновская» — красиво жить не запретишь…

Верзила продолжает «отдыхать», чем-то напоминая перебравшего борца «сумо».

Я же хочу усилить впечатление. Обильно поливаю спиртным его лицо и сорочку, как заботливая няня, приподнимаю голову и, зажав ноздри, вливаю щедрую порцию в рот.

Парень поперхнулся, приоткрыл веки и стал глотать уже самостоятельно. Похоже, он начал приходить в себя, а это вовсе не входит в мои намерения. Отрываю от него бутылку, как мамаша соску от ребенка, отступаю на нужное расстояние и, когда верзила встает на ноги и делает выпад, дважды коротко бью его в подбородок — апперкотом и хуком справа. Теперь, по моему разумению, он отключился минимум минут на тридцать, — не люблю я все эти новомодные баллончики и газовые спринцовки — никогда нельзя ручаться за результат. А так — полежит на солнышке полчаса, потом еще с часок начнет соображать, как добраться до городка, — с такой физиономией да еще с таким амбре его вряд ли подберет попутка, а на такси денег теперь нет. А за вышеозначенное время — «сову эту мы разъясним», как говаривал бдительный Шариков.

Поворачиваю ключ, — двигатель урчит ровно, мягко. Хоть и чужая машина, а приятно. И фрустрацию, сиречь хандру, как майкой сдуло. Теперь я при деньгах, при авто, при «пушке» и «пере» — все стильное, прямо «с иголочки». Не хватает только блондинки с золотистым загаром и в бикини, а лучше — без…

И еще, сильно мешает жить вопрос: кто и зачем снарядил за мной этого дсбильноватого мастадонта?

Впрочем, от него имеется нечто реальное и существенное — сто «зеленых» с непонятной репутацией и приглашение от Ральфа. В любом случае я знаю, чем займусь сегодня вечером.

Отклонять приглашение Ральфа, да еще сделанное в столь изысканной форме, смертельно опасно. Впрочем — не более опасно, чем его принять.

Телескопический объектив приблизил окровавленное лицо лежащего на песке.

Несколько раз щелкнул скоростной затвор. Потом объектив переместился на сидящего в машине Олега Дронова, и снова — щелчки. Последний раз — вслед удаляющемуся зеленому «жигуленку».

— «Седьмой», я «первый», прием.

— «Первый», «седьмой» слушает.

— Объект отработал в предполагаемом режиме. Разрешите приступить к выполнению штатного варианта.

— Разрешаю.

— Есть.

— «Второй», я «седьмой», прием.

— «Второй» слушает.

— Объект отработал в предполагаемом режиме. Приступайте к выполнению штатного варианта.

— Есть.

«Шестерка» быстро набирает обороты. Бросаю прощальный взгляд на пляж — он похож на раскаленный противень, а лежащее тело — на кусок сдобы. Июль, два часа пополудни-смертельная жара!

Скорость хорошая. Автомобиль словно летит над шоссе в колеблющемся мареве.

Кажется, асфальт разогрет настолько, что протекторы оставляют в нем рельефную колею.

К моей радости, в бардачке нашлись и сигареты. Закуриваю и лениво размышляю, какие статьи действующего законодательства я нарушил. Понятное дело, чтобы определиться, что можно нарушить еще — не увеличивая тяжести содеянного, ну и, разумеется, пятна на совести.