Вошла женщина лет тридцати в лейтенантских погонах.
— Прибери-ка это хозяйство! — Кузьмин кивнул на компьютер.
— А сам чего? — норовисто возразила дама.
— Прибери, я сказал!
— Пожалуйста! — Женщина нажала пару клавиш, вынула дискету. — В сейф?
— Ага. — Кузьмин звякнул ключами, и они исчезли в его безразмерных штанах.
Лейтенантша пошла к двери, соблазнительно двигая крепкими ягодицами, туго обтянутыми форменной юбкой. Мы проводили ее взглядами.
— От, бабы!.. — вроде в сердцах произнес Кузьмич, возвращаясь в привычный образ «камаринского мужика». Судя по всему, своих «внеслужебных» отношений лейте-нантша и майор не скрывали. И в «мужика» это вписывалось. А компьютер — не вписывался. Ладно. Разберемся.
— Кофейку?
— Ага. И бутерброд.
Кузьмич достал огромную чашку, кипятильник, растворимый кофе, сахар.
Пододвинул все это мне вместе с графином:
— По вкусу.
Потом воровато оглянулся на дверь и извлек из шкафа громадный трехэтажный сандвич — с жареным мясом,луком, салом, помидорами и Бог знает с чем еще. К такому не кофе, к такому горилка с перцем в самый раз. Лейтенантше такого не сотворить — не та фактура, или, по-научному, не то видение жизни.
— Гарно зроблено, — ввернул я по-украински.
— Атож.
Кузьмич подождал, пока я насыщался, деликатно прихлебывая пустой кофеек.
Потом сказал:
— Рассказывай.
Я изложил свою версию событий. Кузьмич кивал.
Раскладку на меня он, надо думать, уже получил. Умный, русский, беспартийный, в меру пьющий, разведен. Хорошая считалочка получается. Дальше: не был, не состоял, не привлекался, не участвовал, не служил (что и подтверждается военным билетом, согласно которому я рядовой, состав — солдаты, не служил). О том, как я бороздил просторы Мирового океана, знает такой узкий круг ограниченных лиц, что ограниченнее не бывает. Я не прохожу ни в одном компьютере ни одного ведомства; правда, это не значит, что какой-нибудь ретивец на свой страх и риск не завел на меня папочку, — но что в ней? Слезы… Все «бумаги» вместе с дорогой моему сердцу формой и кортиком укрыты в несгораемом ящике, который сам спалит в прах собственные внутренности, ежели к нему намылится любой другой человек, кроме единственного имеющего доступ.
Ну а трудовой стаж — в зеленой книжице, как у прочих трудящихся. К тому же я — кандидат наук. Исторических. Это — без балды. Может, теперь, пока не у дел, докторскую тиснуть? В свете новых веяний, так сказать… О войне Украины с Турцией за Крым, к примеру! Что докторская — национальным академиком стану, на серебре есть буду, на золоте пить, и мое славное имя на скрижалях или где там еще…
— Учитель, говоришь?
— Преподаватель, — скромно поправляю я. Называть себя ученым еще не привык — несмотря на большие творческие планы.
— А где так драться научился?
— На секцию бокса ходил. В детстве. Первый разряд, — застенчиво произношу.
И еще более застенчиво добавляю; — Юношеский.
— И стрелять там же, на секции?
— Случайно. С перепугу.
— Ты это… Знаешь, кого повязал? С перепугу-то?
— Кого?
— Григорий Голубенников, кличка — Сивый. Он же — Тесак.
Кузьмич пристально наблюдает за мной, стараясь заметить реакцию. А реакции — никакой. Здесь он профессионал, не я. Ни фамилия, ни клички мне ничего не говорят. Пожимаю плечами.
— Ну-ну, пре-по-да-ва-тель, Они-то уверены, что ты — подсадка. Причем профессионал.
— А-а-а… — тяну неопределенно. И думаю, каково на моем месте было бы оказаться действительно историку, какому-нибудь специалисту по поливной керамике или иконописи тринадцатого века. Не, по-моему, я все сделал правильно. — А девицы? — меняю тему. — Это ж ходячий триппер в юбке, прямая угроза отдыхающим трудящимся!
— Разберемся. — Кузьмич вытаскивает из стола мои документы и подаст мне. — А что до трудящихся, то постоянную бабу надо иметь. И — никакого триппера.
— Одну? — невинно интересуюсь я.
— Выметайся, доцент.
— Старший преподаватель.
— Ну-ну.
Уже подхожу к двери.
— Ты это…
— Да?
— Зачем приехал-то?
— Отдохнуть.
— Вот и отдыхай.
— Ага.
Выхожу из управы, вдыхаю ароматы южного сентябрьского утра и размышляю, с чего бы начать вот это самое: отдых. Вчерашняя попытка отдохнуть накрылась медным тазом — зато повеселились. Особливо присутствовавшие отдыхающие. По мне «бархатосезонникам» для тонуса не хватает как раз острых ощущений. Вино, девки, азартные игры — все это они имеют круглый год. Даже наживание денег со временем теряет аромат новизны. Два вида спорта не приедаются: борьба за жизнь и борьба за власть. Для многих это одно и то же. И даже если сама персона не участвует в игре — азарт болельщика доставляет удовольствия куда большее, чем рулетка.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу