Петр Катериничев - Беглый огонь

Понятное дело, меня там никто не ждет; проговор между очень заинтересованными сторонами будет проходить тихо-мирно за оч-ч-чень закрытыми дверьми, но… Равновесие при таких сделках всегда призрачно и хрупко, а под эгидой строгой секретности и жуткой коммерческой тайны происходит просто-напросто уворовывание того, что принадлежит моей стране и моему народу. И какие бы «судьбоносные ветры» ни раздували паруса рыцарей наживы, оставаться верным когда-то данной присяге и Отечеству пусть не самое умное, но самое честное. И выбора здесь нет.

Вот так всегда и бывает: задумаешься о вечном и — проглядишь бренное и сиюминутное! А между тем именно в мелочах вязнут любые все великие начинания, и от невнимания к ним теряют головы все великие стратеги.

— С вами хотят поговорить.

Как трое парнишек оказались в столь интимной близости от меня и взяли в плотную коробочку, я не заметил. Взгляды несуетливо-равнодушные, лица — близнецов из ларца… Контора меченосцев? Очень может быть. Знают ли они, кто я?

Контролируют ли по поручению какой-либо из заинтересованных сторон толковище по «купле-продаже»? Зачем им я? А вот последним вопросом, как одиозно идиотским, я даже не задавался: в нашенские времена и веревочка в хозяйстве пригодится!

Парнишки стояли в столь плотной близости, что никакими стволами не размахаешься; ну а рукопашка хороша только в пригородах Шанхая, да и то в кино: в нашенских краях так по ушам уделают скоро и неприметно, да в машину, и — ищи ветра в поле или труп в огороде. И то, и то — плохо. Да и что я, собственно, засуетился, пусть даже и мысленно? Приглашают корректно, чего ж не поговорить?

Тем более чему быть, того уж не воротишь.

— И далеко ехать для… разговору? — спросил я.

— Рядом, — произнес тот близнец, что был за старшего. — Пешком пройдемся.

— Пошли.

Покладистость «клиента» моих ухажеров никак не расслабила: мы выстроились цугом, и коренной-направляющий прошел в двери магазина, торгующего всякой блесткой дорогой мишурой, типа хрусталя, фарфора и серебра, уверенно миновал торговый зал, открыл дверь подсобки и по узенькой скрипучей лесенке стал подниматься наверх. Я и двое сопровождающих гуськом потянулись за ним. Миновали подобие офисного предбанничка, только вместо секретарши-вертихвостки за столом восседал сорокалетний дядько, приодетый в костюм, сидевший на нем как на блохе сбруя. Дядько явно томился навязанной ему ролью «секретарши»: кое-как прихлебывал чаек из гжельской кружки и с треском ломал бараночки, аккуратно, двумя перстами.

Под белы руки меня подхватили стремительно, но жестко: не волохнешься.

Сугубый дядько борзо выскочил из-за стола легонько, теми же пальчиками вынул из кобуры «Макаров» и из-за пояса сзади «беретту».

— Хороший набор. На уток собрался? Так не сезон еще, — произнес он голосом автомата: ни шутки, ни сочувствия, ни-че-го. Уперся мне в переносицу взглядом: водянистые глазки под белесыми кустиками бровей казались мутными озерцами самогона. — Не шали у нас, ладно? — посоветовал он напоследок.

«Близнецы» душевно распахнули передо мной дверцу и вежливо кивнули: сами они явно при разговоре присутствовать не собирались. Последнее, что я услышал перед тем, как звуконепроницаемая металлическая дверь закрылась за мной, был треск очередной разламываемой баранки. А в голове само собою всплыло из времен босоногого детства: «То не досточки, то косточки трещат!»

— Вот так и бывает, служивый: это гора с горой не сходится, а человек с человеком — завсегда! — услышал я.

На роскошном кожаном диване, чем-то неуловимым напоминавшем излюбленный активной категорией населения «Мерседес-600», сидел господин Козырь, бежавший вместе со мною некоторое время назад из здешнего домзака. Ну да, господин Козырь. Он же товарищ Федор. А уж как его звать-величать по батюшке — это они не представились. Да и мы особливо на знакомство не напрашивались.

— Присаживайся, мил чээк, потолкуем. Кофейку налить? — Он указал на кофеварку — чудо ненашенской техники, блестевшую полированными поверхностями и урчащую, словно гоночная машина перед стартом. — Или по старинке чайку погоняешь?