Петр Катериничев - Беглый огонь

— Чайку. Но покрепче.

— Гость в дом — Бог в дом. Сам и похлопочу. Козырь встал, прибавил на плитке газу, высыпал в китайскую чашку щедро заварки, залил кипятком так, что бурлящая вода скрыла листья, прикрыл положенной крышечкой, поставил на стол передо мной:

— Пусть потомится, и — потреблять можно. Хочешь, с сахарцом. — Он кивнул на аккуратно наколотый белоснежный кусковой сахар, потом на блюдо с нежнейшей семгой:

— А то с селедочкой.

Он закурил, подождал, как радушный хозяин, пока я хлебну пару глотков.

— Вот так, Олег, и пересекаются стежки. Чего опять в наши края?

— А почему опять? Может, я жил не тужил на соседней улочке?

— И это может быть. А только колеса у тебя — чужие, это раз. Прикид ты новехонький покупаешь осторожно, но по полному профилю, это два. Знать, готовишься к чему. А кто ты с виду есть, да и делом проверено, — Козырь усмехнулся, — я добре запомнил. Если бы спор вышел, то все двадцать прежних целковых против драной кошки, что не асессором коллежским корпишь. Но кто со мною спорить станет? Никто. Во-о-от. — Козырь помолчал. — Человек ты шебутной и решительный. Может, и киллер. А зачем нам тут киллер левый? То-то.

Он встал, прошелся по комнате, налил себе рюмку водки, выпил единым духом.

— Был бы человечек конторский, — продолжил он, — или от людей каких серьезных вестник, чего бы тебе по нашим шопам, прости Господи, прихорашиваться?

Значит, самостоятельно ты банкуешь, как дважды два. Или не прав я?

Пожимаю плечами.

— Самому по себе в нашенское времечко и письмоносом выжить трудно. А ты ведь не на почте служишь. Я вот так себе думаю: коли уж нас судьбина свела снова, уж не знаю, Бог ли послал или чертушка спроворил, а давай-ка сядем и покумекаем, как нам с тобою жить-поживать дальше.

— А может, как в прошлый раз? Я — своей дорожкой, ты — своей?

— Того не выйдет. Тогда был я птицей вольной, а сейчас от серьезных московских людей за порядком смотреть приставлен.

— Вместо Шарика?

— Вместо него. Вот и разъясни ты мне, Олег свет Батькович, чего такого в этом городишке медом намазано, а?

Я подумал и ответил честно:

— Еще не разобрался.

— Чего так?

— Въехал в Покровск часа полтора как. Из этих полутора — час одежку выбирал, а полчаса — как с тобой, дядя Федор, калякаю.

— А по какому делу въехал, служивый?

Тут я немного подумал. Но ответил снова честно:

— По личному.

Козырь посмурнел.

— Так у нас с тобой разговора не получится, — произнес он тихо и серьезно.

— Я хочу по-хорошему, а ты, Олег, как дите, в словеса ломаные играешься. Не получится.

— Ты скажи, какая вина на мне, боярин?

— «Вина»? Я не прокурор, ты — не жулик. Но ты, пожалуй, не осознаешь одной простой вещи: в этом городе я сейчас хозяин.

— Вот что, дядя Федор. Я в твое хозяйство не лезу да и в гости к тебе не напрашивался. Мы, как ты верно заметил, не кенты и не корефаны, но и врагами стать не успели. — Я сделал паузу, спокойно глядя в глаза хозяину. — Я отвечу на твои вопросы, если ты потрудишься четко и ясно их сформулировать.

— А ты не из интеллигентов ли, служивый?

— Из работяг умственного труда, которых интеллигентами у меня просто язык не поворачивается назвать. Итак, я слушаю твой вопрос. Или вопросы.

— Ну и ладушки. Вот растолкуй ты мне, мил человек Олег, пару штучек. Мы встречаемся с тобой в домзаке после очень громкой зачистки тишайшего допрежь города Покровска; в изоляторе ты легонечко переправляешь на тот свет вполне матерого человечка, мы срываемся с тобой в побег, ты по своим делам отошел, я — по своим. Собрались мы, грешные, с братвой обмозговать покровское окаянство, и что видим? Результаты какие? Шарика убрали, мэр Клюев пропал, полагаю, догнивает где-то безымянно и без почестей, Крот, потрох сучий, что и заварил всю эту кашицу с маслицем, отдал Богу концы во время любовных увеселений! Человечек его.

Кадет, к нам на мировую пришел вместе со своей шоблой… Мы покамест мировую приняли, надо же в ситуацию вникнуть, стали снова дела налаживать… Но знаешь, отчего саднит мне во всей этой катавасии? Не могу я понять, к чему столько стрельбы затеяли и столько народу положили! Все как бы вернулось на круги своя, и по деньгам, и по доходам. К чему все наворачивалось?

Он посмотрел на меня внимательно, налил себе рюмку водки, предложил мне, я отрицательно покачал головой. Козырь выпил махом, бросил в рот несколько миндальных орешков, прожевал, закурил сигарету.

— Это одна сторона луны, — усмехнулся Козырь, продолжил: