Иван Сербин - Горячая точка

Сержант ловко выхватил из кобуры пистолет, наставил на одного из заложников и лаконично сообщил:

— Хоть один дернется — положу всех.

Стоящий за спинами техников Минай протянул миролюбиво:

— Кончайте, мужики. Вас же не трогают, вот и не нарывайтесь.

Капитан, продолжая смотреть в радужный объектив видеокамеры, спросил отрывисто:

— Кто?

Моцарт, все еще стоявший лицом к окну, повернулся:

— Парламентер.

— Он опоздал, — последовал короткий комментарий.

В самом деле, разве не этого они добивались? Не к этому готовились? Не на это рассчитывали? Разве не по этой причине отвели так мало времени на согласование? Разве не на этом строился их план? Почему же теперь, когда дело, можно считать, почти удалось, он, капитан, так нервничает?

— Вошел под галерею, — сообщил Моцарт.

Капитан еще раз посмотрел в объектив и поднялся.

— Я могу поговорить с ним, — предложил сержант.

— Не стоит. — Капитан пошел к лифту, бросив на ходу: — Не выключайте камеру. Вернусь — продолжим.

Он спустился на первый этаж, посмотрел на троих автоматчиков, укрывшихся в разных концах холла, и толкнул дверь, ведущую на улицу.

Парламентер остановился у КПП.

Капитан подошел ближе.

— Вы опоздали.

— Вас об этом предупреждали с самого начала, — парировал тот.

— Мы сказали: через час.

— Это был нереальный срок, и вы это понимали.

— Оставим. У вас есть что сказать мне?

— Да. Деньги будут готовы примерно через час. Максимум через полтора.

— Через час или через полтора?

— Возьмем для верности полтора.

— Возьмем, — согласился капитан. — Сейчас 16.09. Если в 17.40 на вашем месте не будет стоять человек с деньгами, в 17.41 мы расстреляем первого заложника. Как насчет второго требования?

— Названные вами лица согласны провести телемост. Но не раньше, чем в 22.00. До этого они заняты. У них, как вы понимаете, есть дела и помимо вас.

— Вы хотите сказать, помимо двухсот двадцати заложников? — тускло усмехнулся капитан. — Охотно верю. Если уж они бросили на произвол судьбы полторы тысячи человек, что для них еще двести.

— Каковы дальнейшие требования?

— Узнаете после телемоста.

— Лишняя трата времени. Какая разница, сейчас или пятью часами позже?

— Хорошо. Возможно, вы правы. Требование первое: вертолет с полным баком горючего. Он должен сесть на площадку перед башней. Сразу за КПП. Внутри — никого. Двое пилотов. Оба без оружия. Предупреждаю: обыщем обоих и осмотрим машину. Если у нас возникнут какие-то подозрения — погибнет десяток заложников, а вам придется подогнать новый вертолет. Понятно?

— Вполне. Дальше?

— Вы очистите площадь от солдат, милиции и уберете снайперов. Всех. И снизу, и с крыш.

— Договорились.

— Беспрепятственный перелет до Северного Кавказа.

— Дальше?

— Дозаправка на аэродроме Воронежского военного училища. Знаете такое?

— Предположим.

— На дозаправку пятнадцать минут. Там мы выпустим половину оставшихся заложников. Вторую половину отпустим, как-только окажемся в точке назначения. Если вы сделаете все, что от вас требуется, и не станете совершать глупостей, заложники будут живы и здоровы.

— Почему я должен вам верить?

— А почему я должен верить вам? Может быть, вы блефуете? Что, если Президент и иже с ним до сих пор слыхом не слыхивали о телемосте? Откуда мне знать, может быть, вы обманываете нас, рассчитывая захватить башню прежде, чем наступит время телемоста?

Генерал внимательно посмотрел в темные глаза капитана. Но тот не отвел взгляд. Стоял спокойно, даже безразлично. Похоже, ему было плевать на возможность штурма.

— Я говорю только то, что уполномочен сказать, — наконец промолвил Ледянский. — Не больше.

— Вы можете дать мне слово офицера, что разговаривали с Президентом и он дал согласие на телемост? — спросил требовательно капитан, и впервые в его глазах промелькнул странный проблеск. — Если вы говорите правду, поклянитесь честью офицера, и я отпущу пятерых заложников. Даю слово. Любых, которых вы назовете.

Ледянский на секунду потерялся. Возможно, его нельзя было упрекнуть в абсолютной честности, но сейчас вдруг, неожиданно для него самого, возникло понимание, что врать нельзя. Соврав, нарушив СЛОВО ОФИЦЕРА, он навсегда потеряет уважение к самому себе. Но кто бы в такой ситуации не соврал? Пятеро заложников — это пять спасенных людей. Допустим, он сейчас скажет правду, что, если террорист взбесится и перестреляет полсотни детей? Или расстреляют его дочь? Убьют Наташку? Как тогда?