Иван Сербин - Сделка

Выйдя на площадь, Проскурин рассеянно, как бы между прочим, окинул взглядом толпу и направился к коммерческим ларькам.

— Тухлое дело, — пробормотал майор себе под нос. — Дело тухлое.

Он уже заметил двоих высоких и плечистых ребят, которые прятались метрах в пятнадцати от почты в голых кустах, и еще одного засек стоящим на углу, в узком промежутке между станцией и автовокзалом. Наверняка где-то рядом скрывались и остальные трое. В общем-то, все подходило под схему, описанную летчиком. Другое дело, верна ли сама схема. Надо выяснить. Без этого не стоит даже хвост поднимать. Но то, что за странным посетителем следили, сомнений не вызывало. Да и Медведев подтвердил — «особисты» работают. Армейские. Срань лампасная.

Проскурин остановился у ларьков и принялся сосредоточенно разглядывать витрины. Улучив момент, он бросил быстрый настороженный взгляд в ту сторону, где расположился один из широкоплечих наблюдателей. И наткнулся на ответный взгляд, такой же настороженный, брошенный украдкой, исподволь. Впрочем, наблюдатель моментально отвернулся и сделал вид, что изучает расписание пригородных поездов — здоровую стеклянную доску, висящую на углу деревянного вокзала.

Этого-то момента Проскурин и ждал. Он сделал шаг вперед и оказался между двумя киосками, затем в три прыжка преодолел расстояние от ларьков до автобусной станции, ворча себе под нос, торопливо прошагал по серому жидкому снегу мимо железной двери с небольшим крылечком и свернул за угол, обходя здание с тыла. Тут было совершенно темно. Стояли штабелями деревянные ящики и железные поддоны, на которых даже в такой темноте можно было прочесть: «БУФЕТ». Воняло кошатиной и мочой. Слева темнели островерхие крыши железных гаражей, прямо виднелся откос и стоящий на нем семафор с горящим зеленым глазком.

«Скоро электричка пойдет», — подумал Проскурин, ускоряя шаг.

Он уже слышал электричку. Она, правда, была достаточно далеко, но человеческий слух обманчив. Проскурину предстояло преодолеть метров пятьдесят, прежде чем состав подойдет к станции.

Придерживая полы пальто, майор обошел здание вокруг и замер на углу. Осторожно высунув голову, он увидел плохо крашенную торцевую стену железнодорожной станции, толпу рядом с ней и выделяющуюся из всеобщей суеты напряженную широкую спину. Наблюдатель судорожно вертел головой, видимо, пытаясь отыскать его в толпе.

— Ну-ну-ну, — недобро хмыкнул Проскурин. — Стой, стой. Лови хлебалом ворон, пиндюк.

Наблюдатель топтался, явно не зная, что ему предпринимать. Вот он склонил голову к правому плечу, и фээскашнику показалось, будто он услышал тихий, чуть с хрипотцой голос.

Эвон как, ишь ты, у них и рации есть. Проскурин скрылся за углом. Ни к чему обнаруживать себя, пока не придет нужный момент.

Слева, из тени, к ногам подобралась вокзальная, вечно беременная сука Белка, заскулила заискивающе. Проскурин отпихнул ее — не до тебя сейчас. Собака заворчала и обиженно потрусила за сугробы, в темноту.

А он остался стоять, прижимаясь лопатками к бетонной стене, чувствуя сквозь пальто каменный холод. Электричка загремела колесами на подъезде к станции, грохот все нарастал, пока наконец не заглушил собой все: и людские голоса, и урчание «Львовского» лайнера, и‘чей-то возмущенный мат тут же на углу, и даже его собственное сердцебиение. У него была ровно минута.

Проскурин быстро выдохнул, вышел из-за угла и зашагал в сторону наблюдателя. Теперь тот не выглядел настороженным, он, казалось, успокоился.

«Вероятнее всего, получил указания от координатора», — решил Проскурин, подходя все ближе и ближе.

От наблюдателя его отделяло четыре метра — пара шагов, три метра, еще пара, два, еще пара… Проскурин, не замедляя шага, резко сунул руку под пиджак, выхватил из кобуры «Макарова» и наотмашь, с хрустом опустил рукоять пистолета на коротко бритый массивный затылок. «Особист» даже не успел ничего предпринять, только хрюкнул странно и мешком осел в грязь, перемолотую, должно быть, десятком тысяч разъеденных солью подошв. Стоящий рядом старик в кепочке, седобородый, держащий огромный рюкзак с картошкой, удивленно взглянул на Проскурина, и тот жестко улыбнулся.

— Спокойно, отец, спокойно. Я из милиции.

Дед ничего не сказал. Из милиции так из милиции. А хоть и нет? Не ему тут Права качать.

Проскурин подхватил обмякшее тело под мышки и оттащил в тень, за вокзал. Опустившись на корточки, он быстро и деловито обшарил карманы, извлек из кобуры широкоплечего короткий автомат, из специального чехла — глушитель и, не разглядывая особо, сунул под пальто. Потом достал рацию, обычную, милицейскую, достаточно обшарпанную, но отчетливо хрустящую атмосферными помехами. Рацию зашвырнул подальше в снег. Не понадобится. Своя есть. Затем на свет появились пачка сигарет, зажигалка и красная книжица. Развернув ее, Проскурин присвистнул. Все правильно, сержант Леша не ошибся. Могучее ведомство, до которого ему, Проскурину, плыть бы да плыть, но никто не звал. Больше в карманах ничего не было. Зато на поясном ремне висел небольшой подсумок с двумя короткими обоймами и чехольчик — нож. Проскурин повертел гладкую рукоять в руках и тоже сунул в карман пальто.