Геннадий Прашкевич - Бык в западне

— А что вы удивляетесь? — устало откинулся на спинку кресла Евгений Александрович. — Дело известное. За проигранную войну надо расплачиваться. Войну за двадцать первый век мы проиграли. Начали вроде здорово, были времена, когда мы даже вели, но на всю игру сил не хватило. Может, даже не сил, а ума. Не сумели правильно распределить силы на всю дистанцию Был у нас шанс войти в новый век хотя бы не проигравшими, был, был шанс, но не выдержали гонку. Вот и результат. Окончательный счет не в нашу пользу.

— А кто выиграл войну? — удивился Валентин. — И что вы называете войной за двадцать первый век?

— Что я имею в виду? — переспросил Евгений Александрович. — Да именно войну и имею. Но, прежде всего, войну за выживание государства. Вы же не будете утверждать, что мы ее выиграли?

— Государство, слава Богу, существует.

— Общипанное со всех сторон, как эта утка, — презрительно фыркнул Евгений Александрович, незаметно кося глазом в проход между креслами. — Не знаю, как вас, а меня это не устраивает. Государство, общипанное и разделанное, как эта утка, на много кусков, меня не устраивает.

— А у других не так?

Сосед Валентина усмехнулся.

— Конечно, не так. Вы ведь не думаете, что войну за двадцать первый век выиграла Югославия? Правда? Или Болгария? А? Я уж не говорю про Румынию или Таджикистан. У румын, по-моему, даже оркестра не осталось, продали все, что могли. А вот Нидерланды, к примеру, выиграли войну за будущее. И Франция вы играла. И само собой, Штаты, о них особый разговор. Штаты вообще достигли немалого. Очень, очень нема лого. А у нас? — Евгений Александрович неопределен но пожал плечами. — Не хочу показаться обывателем, жалобщиком, ни во что не верящим, но, кажется, вой ну за двадцать первый век мы и не могли выиграть. Был, конечно, шанс, но мы сразу поставили не на ту цель и слишком резво ввели в игру запасных, что в серьезной войне недопустимо. Абсолютно недопустимо. Нельзя выигрывать серьезные войны в приказном порядке. Не будете спорить? Особенно скрытые войны. Вот, в ито ге, мы и получили вместо великого государства то, что имеем. Жалкие его обломки. Вы ведь не будете спо рить, — устало повторил Евгений Александрович, — что мы сейчас живем в мелких феодальных княжествах? В мелких раздробленных княжествах, которыми управ ляют бывшие партийные деятели, на поверку оказавши еся именно мелкими феодалами? Вы присматривались к лицам этих наших феодалов? Дебил на дебиле, за немногими исключениями. Налицо все признаки вырож дения.

— Вы, наверное, преувеличиваете, - — покачал го ловой Валентин.

И подумал про себя: в России всегда любили заниматься самоедством.

И подумал: вообще-то этот Евгений Александрович не похож на самоеда. Несмотря на внутреннюю, скрываемую им напряженность, несмотря на его слова, а может, как раз благодаря этим его словам он больше похож на человека действий. На усталого, конечно, но на человека действий. Именно действий, а не размышлений.

А еще, вдруг поймал себя на неожиданной мысли Валентин, этот Евгений Александрович похож на Серегу. На младшего брата, так сильно когда-то мечтавшего пожить в тени баобабов и так прозаично выброшенного из окна гостиницы Питерского морвокзала.

Валентин на мгновение как бы увидел брата.

Широкоплечий блондин с пронзительными голубыми глазами, под два метра, бывший лейтенант госбезопасности, штатный сотрудник советско-германского предприятия «Пульс».

Как с рекламы.

Вот Серега выходит из белой служебной «Волги». Его лицо сияет. Он в гостях. Ему не надо ломать голову над словами.

На фоне бесконечной деревенской улицы, бревенчатых домов и палисадников, густой лебеды, прущей из-под заборов, Кудимов-младший, брат знаменитого чемпиона, выглядит человеком из другого мира.

А Серега и был человеком из другого мира…

Ладно. Валентин покачал головой.

— Ну, феодалы. Пусть даже феодалы, — сказал он. — Разве среди феодалов не встречаются умные люди?

— Наверное, встречаются, — благожелательно ответил Евгений Александрович. — Но не они определяют погоду. Да, собственно, и не о них речь.

— Вы о России? — догадался Валентин.

— Вот именно. О России. Что другое может меня интересовать? Я вырос в России, я в ней родился. В России мне было хорошо. В России меня обманули. Да, обманули. Как многих других. Но мне нравится жить в

России. Я чувствую свои корни. Это моя страна. О чем мне еще говорить? Не о прибалтах же, и не о кавказцах. Я постоянно и сильно ощущаю, что живу в России. Не где-нибудь, это важно, а именно в России. Понятно, что соответственно этим своим ощущениям я и стараюсь строить свою жизнь.