Николай Иванов - Департамент налоговой полиции

Не дождавшись ответа, прижала сына и увела из комнаты. Иван запоздало покачал головой: да, поговорим одни. Посмотрел на оставшийся коньяк, но прикрываться им и дальше раздумал. Сказал без всяких экивоков и обставлений:

— Я знаю, кто обеспечил тебе тюрьму.

Борис почти не сомневался в этом, но само по себе признание Ивана заставило его сдержанно-облегченно вздохнуть: из той безвыходной ситуации, в которой он оказался, уже сам скоро начнешь верить в свое преступление. Но Иван решился. Сам. И радость при встрече скорее всего была не наиграна: он в самом деле хотел произнести это признание.

— Я знаю, кто, — повторил он. — Но у меня никаких доказательств. Да, никаких, — уточнил через мгновение.

Вопрос «кто?», конечно же, вертелся на языке у Бориса, и Черевач, может быть, ждал именно его. Но Соломатин сдержался, не стал помогать хозяину квартиры: решился говорить — пусть говорит то, что считает нужным.

Тот, не дождавшись, что ему помогут вести этот тяжелый разговор, обидчиво откинулся на спинку кресла. Но Борис, уловивший обиду Ивана и признавший свою неправоту, отметил более важное: а ведь права Надя — иждивенец он, Иван Черевач. Он всегда ждет. И ведь выжидает. По крайней мере с Надей получилось. Но он к нему пришел не за подачкой. Захочет — пусть говорит, нет — значит, нет.

Захотел. Пересилил себя. И отчеканил:

— Не далее как завтра вечером я их, оставшихся в живых, сдам в милицию. Если у тебя есть свой выход на уголовный розыск, пусть покрутят.

— Что значит — оставшихся в живых?

Вопрос-забота понравился Ивану, он сразу расслабился, потянулся к бутылке.

— Это если вдруг поднимется стрельба. Но уверен, что все будет чисто. Настолько чисто, что твой «крестник» Буслаев, — назвал наконец он основного исполнителя, — не успеет моргнуть и глазом.

— Тебе-то что от этого? — спросил и тут же пожалел о сказанном Соломатин.

Рука Ивана дрогнула как раз над его рюмкой. Черевач отставил неразлитую бутылку, резко встал и заходил по комнате. Остановился над гостем.

— Ты думаешь, что все оставившие армию и перешедшие в коммерческие структуры — сволочи? Что они — подонки, не способные более ни на что, кроме как лизать зад своим хозяевам? И только ты — чистый и благородный?

Выпалив эту тираду, вновь пробежался по кругу. Разволновалось, выплеснулось все, о чем думал последнее время, что сравнивал и сопоставлял. Никто не видел его душевных переживаний, для всех он оставался просто уволенным из армии капитаном, подрабатывающим в охране. Так делают десятки, сотни, тысячи офицеров. Но ведь не истуканы же они, им есть что вспоминать и с чем сравнивать…

— Если ты так думаешь, я бы посоветовал тебе уйти из налоговой полиции. Потому что ты не можешь там работать. Не имеешь права. Нельзя работать с чувством презрения к тем, с кем вынужден общаться. Иначе ты загубишь столько людей, не по своей воле оказавшихся за бортом, что этого хватит, чтобы потом всю жизнь маяться.

Теперь привстал со своего места Борис. Интересно, кто кому должен читать нотацию? Он что, пришел сюда, чтобы выслушивать предсказания о своем попадании в ад? Заглянула даже Надя, взволнованная возбужденным голосом мужа.

— Да, вы оба можете меня презирать, — все более распаляясь, крикнул уже для обоих Черевач. — Можете послать меня ко всем чертям и будете правы.

— Ваня! — бросилась к нему Надя, демонстративно не замечая Бориса, предлагая ему уйти, чтобы не распалять больше мужа и не рвать то еще нежное, только наживленное между ними, но не укрепленное петлями.

— Нет, я договорю.

— Не надо, — как бы извиняясь, попросил и Борис. И за что Господь наградил человека гордостью? И нет большего порока в людях и большего разрушителя их судеб, чем гордыня. Вроде разные вещи, но сколь тонка, неуловима меж ними грань… — Дайте лучше я скажу. — Он сам доразлил спиртное.

Торопясь заполнить короткую паузу между искрами, сам дотянулся своей рюмкой до остальных.

— Наверное, будет неправдой, если я начну сейчас говорить, будто не люблю Надю. — Он не посмотрел в ее сторону, но почувствовал ее напряжение. — Но никто не упрекнет меня и в том, что я каким-то образом, в обход тебя, — указал он на Ивана, согласно кивнувшего головой, — в обход нашей дружбы домогался Нади. Так?

— Так, — подтвердил Черевач. Он вертел рюмку в пальцах, задумчиво глядя в пол. Надя стояла почти за спиной, но и на этот раз Борис не осмелился повернуться к ней.

— И так будет всегда, пока вы будете вместе, — проговорил спасительную для Нади фразу Борис.